Мне достался жеребенок, готовый вот-вот превратиться во взрослую особь; собственно, так и было задумано. Из табунов старались изымать молодых лошадей, желательно, мужского и женского пола в равном количестве. Пусть в неволе они размножались гораздо реже, но пары составляли всегда и были верными друг другу до самой смерти.
Мой хадэ, испугавшись, видимо, громких хлопков, что воспроизводили маги, понесся в сторону от табуна, прямо в лес, неподалеку от того места, где мы прятались, и я, со всей возможной прытью, помчалась за ним.
Мне пришлось постараться и изловчиться, чтобы оказаться в достаточной близости, когда я швырнула заклинание.
Первым ударом магии я замедлила его движение.
Затем зашептала формулу успокоения.
А потом подошла, медленно и уверенно, как мне объясняли, взяла лошадиную морду, чуть всхрапывающую от непонимания и нервозного ожидания, в свои ладони и, подкрепляя это нитями доверия, которыми я оплела нас обоих, рассказала, как я хотела бы, чтобы он стал моей лошадью, частью моей семьи. Извинилась за поимку и пообещала, что он никогда не увидит с моей стороны боли и предательства.
Жеребенок, конечно, успокоился не сразу. Мне пришлось пережить немало неприятных моментов - он и сбрасывал меня, и мстил за то, чего я лишила его, и сердился, когда я пыталась его стреножить и научиться следовать не магическим, а простым словам. Но в итоге процесс приручения был завершен, и он стал моей собственной лошадью и моим главным спутником на долгие годы.
К сожалению, той ночью, когда я ушла из своей группы, пришлось его оставить вместе с моими спутниками - мне не хотелось подвергать риску ни мужчин, ни жеребца, которого я назвала Лиам. И я верила, что наставник поймет, что произошло и уведет всех подальше от опасных мест, сохранив таким образом жизнь и себе, и тем, кто за долгое время сосуществования стал для меня родным.
Моя вторая семья жила в лесу и времянках, пусть у них и было достаточно денег, чтобы отстроить нескромные особняки. Большую часть жизни они посвящали охоте и добыче, и научили меня не просто поимке самых страшных хищников, но навыкам выживания в самых разных условиях. А еще они дали мне понимание того, о чем так и не догадался Ракуэль, воспитанный исключительно в королевских покоях- далеко не всегда кровь и происхождение являются решающим фактором для хорошей жизни или хорошей души.
Поскольку я была ловчей, то поиск, охота, ловля зверья привлекала меня значительно меньше, чем возможность подчинить. Внушить доверие. Подружиться. И установить прочнейшую связь, которая давала мне эмоций и магии больше, чем что-либо другое. В основном я занималась дрессировкой. И рано уяснила основные правила, особенно в отношении хищников. Первое - нужно было сделать все, что угодно, чтобы не пострадать самой и не навредить окружающим людям. Второе - не должно было страдать животное.
А дальше уже шли конкретные секреты и техники безопасности по отношению к каждому моему подопечному.
Кого-то нельзя было сажать в клетки; кому-то, наоборот, для привыкания требовалось замкнутое пространство и кнут. Кого-то можно было взять только лаской, постепенным приручением, любовью. Ко многим нельзя было поворачиваться спиной; далеко не всем зверям, даже тем, кто прожил с нами много лет, можно было доверять.
Это были интересные годы.
Животных у нас всегда было много - королевство жило охотой и разведением. Леса полны самых разнообразных существ, считавших себя вершиной пищевой цепочки. Богатство нашего мира привлекало много пришлых зверей, и я была, в какой-то мере, чистильщиком наших лесов. Каких-то хищников уводила подальше; кого-то приходилось, с большим сожалением, уничтожать. Кого-то мы изучали - к нашим ловцам не раз обращались за советом со всех концов Великого Континента. Кого-то использовали для дела - в помощь тем же егерям; либо же как редкие подарки для зверинцев дружественных империй. Я чувствовала себя весьма комфортно в этом потоке; братья шутили даже, что мне интереснее с животными, нежели с людьми, и они были, частично, правы.
Нет, я не избегала человеческого общества, но порой мне было... скучно.
Не хватала адреналина. Понимания, что нужно всегда быть настороже. Риска. Не того риска, что говорит о бездумной любви к опасности. А того, что предполагает постоянную проверку собственных сил и навыков.
Но я всегда оставалась человеком - работа с дикими зверями более, чем что либо, требовала человечности.
А теперь, впервые, мне предлагали сделаться животным. И риска - смертельного риска - в этом было более чем предостаточно.
Я стиснула зубы и посмотрела в окно.
Покои, в которые меня проводили, были предназначены для гостей, в чем я видела определенную издевку. Большие и, естественно, черные, но с серебряной отделкой и совершенно невесомыми, будто сотканными из паутины гобеленами и узорчатыми решетками. Из окон открывался прекрасный вид: пропасть, лес за перешейком, дальше какой-то городок. Суровый, холодный и,по-своему, невероятно прекрасный край.
Такой, каким был мой дом.