Убить Зверстра

Ясенева, закусив губу, стояла в стороне и чуть не плакала — так бездарно попасться, так непростительно не почувствовать подвоха! Но ведь и подвох был низким, подлым, грязным! Разве она имела право так думать о людях, такие качества в них предполагать, в конце концов, относиться к ним с позиции низкой душонки? Это означало бы самой стать такой. Но она не способна была на поступки, задевающие честь другого человека, не хотела опускаться до понимания в человеке подлеца, провокатора, вымогателя. Чтобы себя сохранить в чистоте и высокости, чтобы, воспринимать мир именно в таком ракурсе и донести людям правдивую исповедь о нашем времени и современниках. В этом заключалась ее миссия, и она не имела права портить кристалл своей души и недостойно выполнять то, за что взялась, — нести потомкам объективный рассказ о нас. Но, оказывается, теперь все мы, весь честный трудящийся люд, были в заложниках у таких проходимцев, тупых человекоподобных тварей без совести и приличий, без меры и бога в душе, как эти посетители! Дарья Петровна умела вести честную игру, пусть жесткую, страшную — но по правилам. Она умела действовать против грубой силы, но не кавалерийским наскоком, нет — для этого ей нужна была подготовка, разгон, выработка тактики и время для маневра. А так… Не могла же она заехать в ухо, как того требовали подобные обстоятельства. Или вот, как Валентина, спасибо ей, извиваться, играть, притворяться, чтобы подсунуть взятку — этого она не умела.

— Надо учиться, — сказала она, когда я, убедившись, что Валентина уладит дело с наименьшими потерями, подошла к ней с успокоительными речами. — Надо учиться жить по волчьим законам. Все, чему я учила вас до этого, Ира, теперь не годится. Сегодня вы лучше меня приспособлены к жизни, а я отстала.

— Вы долго болели, — успокаивала ее я, — мир за это время сильно подвинулся в худшую сторону, изменился. Это правда. Но ведь вы хорошая ученица, да? — я попыталась заглянуть ей в лицо. — И скоро все упущенное наверстаете.

Дело завершилось тем, что эти двое, страшный урод Дима, так и оставшийся для нас без отчества и фамилии, и симпатяга Константин Насонович Ухналь, удовлетворились отобранными Ясеневой книгами и простили нам прегрешения. Этот — ух! — Ухналь даже подошел к Дарье Петровне, расшаркался, подлюга:

— Уважаемая, Дарья Петровна, мы не знали, что вы такая замечательная особа в нашем городе. Новички в этом районе, простите. А вот ваша сотрудница рассказала, и мы вошли в положение. Это для нас великая честь, познакомиться с вами. Но вы уж в следующий раз поаккуратнее тут, пожалуйста.

— Да, Дарья Петровна, — подпрягся Дима. — Нас ведь могут на другой участок перекинуть, и тогда вы опять без прикрытия останетесь, — при этих словах его толкнул в бок душа-человек Константин Насонович, видать, старший группы захватчиков, и они красиво ушли с нашими книгами, не заплатив, естественно.

С тех пор регулярно раз в месяц Котик, как мы называли нашего законноуполмоченного вымогателя, делал нам мур-мур, и мы отпускали ему книжечки по бесплатной цене на сумму все более и более аховскую. Мы уже с Валентиной строили планы, как бы этого гада сковырнуть с нашего района да начать прикармливать другого. Так бы нам, гляди, какое-то время дешевле обходилась налоговая крыша. За что мы платили этим кровопийцам, я ума не приложу. Мы что, гнали левый товар или пропускали через себя контрафактные книги? Так нет.

И вот опять.

— Пришел кто-то новенький? — допытывалась у Насти Ясенева. — Что ты трясешься, говори…

Но было уже поздно. В кабинет Ясеневой шел, распростерши объятия, все тот же наш разлюбезный Константин Насонович, улыбаясь и кривыми подмигиваниями показывая назад. Мы посмотрели за его спину — там шаркала ногами какая-то плюгавая шавка: черное, неумытое существо женского полу с сильным запахом дорогих духов.

— Ничего не могу поделать, разлюбезная Дарья Петровна, — сказал наш «покровитель». — Развинтились ваши девочки вконец. Вот, полюбуйтесь, наш новый сотрудник, инспектор налоговой полиции Виктория Васильевна Мезина, убедилась в этом самолично. — Виктория Васильевна, прошу вас, — он по-хозяйски пододвинул ей стул к столу. — Докладывайте.

Та открыла рот, и на нас в дополнение к дорогим духам пахнуло спиртным, соединенным с табаком, впрочем, это считалось благородным сочетанием для дамы, уполномоченной государством решать: давать, не давать или брать.

— Мы осуществляли контрольную закупку, — завела она пластину хриплым голосом. — И ваша сотрудница, — она показала на все еще трепетавшую на стуле Настю, — взяла у нас деньги прежде, чем вручила книги. Это грубейшее нарушение Инструкции о порядке отпуска товара покупателям, разработанной на основании Закона… — она еще долго бы выдыхала тут пары выпитого, но нам и так кое-что прояснилось.

— Уважаемая, Виктория Васильевна, почему вы отдали свои деньги лицу, не уполномоченному их принимать? — спросила Ясенева.

— Но она находилась в зале, более того, за прилавком и стояла возле кассы, — напыжилась старая ворона.