Убить Зверстра

— А то вдруг перестала ездить. Дома сидит безвылазно, — рассказывала Мария Григорьевна. — Это в прошлом году было, — уточнила она. — А дни стояли погожие, теплые, жары нет, воздуха в городе за машинами людям вовсе не хватает, а она — тут и тут, ни шагу из дома. Ну, думаю, никак что-то стряслось, может, заболела.

— Что это ты дома да дома? — спросила Мария Тихоновна, беспокоясь о подруге. — Чего за ягодой не ездишь? Уж и меня давно не угощала, — пошутила под конец.

— Давление замучило, боюсь свалиться где под кустом.

— От чего оно у тебя? — удивилась Мария Григорьевна. — Отродясь не было, и вдруг появилось?

И тут Евдокия Тихоновна не выдержала, рассказала, что видела. А дело было так. Нашла Евдокия Тихоновна удачное место — небольшой взгорок, а под ним в низине шелковица раскинулась, и ягод на ней полным-полно. Удобно — становись на пригорок и собирай их с самых высоких веток. Пристроилась она и дело пошло быстрее. Первое ведро сразу набрала, а за второе взялась, потом, как будто толкнул кто, решила посидеть в тенечке, чаю с бутербродом попить.

Тенечек, лучше которого и найти было трудно, как раз перед ней был — за шелковицей далее в низине сирень росла, словно кто специально по ниточке посадил, — несколько кустов подряд. Там под кустами и пристроилась Евдокия Тихоновна. Ведро, ягодами наполненное, марлей завязала и тоже в тенек под кусты спрятала. Не успела она и присесть, не то что чаю попить, смотрит — идет к этой шелковице подросток, в руках туесок держит. Может, за грибами направлялся дальше в лес, где деревья гуще растут и сырости побольше, а может, и за шелковицей пришел. Не так чтобы городской и чистый, но и не из бродяжек. А его догоняет дядька, высокий такой, тучный, бежит по поляне неуклюже, ногами шаркая.

— Постой, — кричит, — куда же ты? Испугался что ли. Вот глупый!

Тут он догнал парнишку, за плечи приобнял, улыбается и платком лицо вытирает.

— Чего тебе? — спрашивает подросток. — Привязался, как муха.

— Да заблудился я. Мне в Киселевку надо. Это куда идти?

— Не ври, — говорит мальчишка. — Как можно заблудиться, если ты ехал со мной в одном автобусе. Но я-то сюда пошел, а в Киселевку совсем в другую сторону надо было. Не знал дороги, так чего еще на остановке не спросил?

А мужик остановился, развел руками и опять смеется.

— Ну, приврал я немного. Ты уж прости. Понимаешь, понравился ты мне. И я ведь не просто так. Я деньги хорошие заплачу, — и подбирается к мальчишке, за мягкое место его хватает.

Евдокия Тихоновна страшно испугалась, тихо-тихо посунулась дальше в кусты и затаилась там, не зная смотреть далее или глаза закрыть.

А они прямо перед нею под деревом стоят и никак не договорятся.

С испугу она, пока пряталась да прикидывала, куда ей, в случае чего, сподручнее убегать, часть разговора пропустила. Но, видно, что не договорились они. И тут мужик как хватанет того подростка, одним махом пополам его перегнул, как палку, и со спины к нему пристроился. Даже раздевать его не стал: голову между ног зажал, как тисками, рванул с него штанишки — и там уже. Мальчишка кричать, а боров этот ему рукой рот закрывает. Невольная свидетельница замерла, чуть не теряя сознание. Может, и досмотрела бы на свой грех то безобразие до конца, но видит, мужик в раж вошел, стонет, извивается, а потом нож вынимает и, расправив мальчишку, что на его колу висел, как пригвожденный, замахнулся, целясь несчастному в живот.

И тут Евдокия Тихоновна не выдержала, схватилась и побежала, под ноги не глядя:

— А-а!!! Люди, держи убийцу! Держи, спасай мальчонку!!!

Сколько так бежала, куда — не помнит. Но никого она не встретила и, выдохнувшись, остановилась. Прислушалась — тихо, огляделась — никого. День стоит погожий, теплый, ветерок чуть повевает — благодать. Опять спряталась под какие-то кусты, переждала, пока сердце успокоилось: никто за ней не гонится, никто не кричит, не стонет. Думает, а не примерещилось ли ей это все от перегрева. Так не жарко еще было, и голова у нее белым платком покрыта.

Короче, возвращаться на старое место она не стала, да и не нашла бы его, если б и захотела. Привела себя в порядок, сориентировалась по местности и поплелась, все так же, прячась под кустами, к ближайшей остановке автобуса. Смотрит, а там и подросток этот стоит. Несчастный такой, измученный, даже пожелтел от боли, которую ему перенести довелось: брючата в крови, разорваны сзади. Он их так неумело, робко как-то все рукой прикрывает. К Евдокии Тихоновне подошел, узнал ведь ее, а мог видеть лишь со спины:

— Спасибо вам. Спасли вы мне жизнь, — сказал и отошел снова.

Так до города и ехали, не признавая друг друга больше. Где он вышел, она не заметила: в окно смотрела, не хотела паренька смущать, ради его спокойствия старалась делать вид, что ничего не знает, ничего не видела.

А после каялась Евдокия Тихоновна и очень убивалась: ну чего было не спросить, кто этот мальчик, чей, что в лесу делал. Вместе, может, и нашли бы этого убийцу. Ну, известное дело, русский человек задним умом крепок.

— Когда это было? — уточнила Ясенева, выслушав тот рассказ.