Убить Зверстра

Прохожие изредка обращали внимание на его высокую стройную фигуру. Широкие плечи он носил грациозно и легко, вмещая в широкие куртки, а узкие чресла — средоточие наслаждений, единственный смысл его жизни — туго обтягивал неприхотливыми джинсами. Он очень бережно относился к своему внешнему облику, холя и лелея себя и в то же время стараясь не выделяться из толпы, всегда стремясь затеряться в ней. Сложная и противоречивая эта задача была постоянным предметом его забот и решалась в основном за счет одежд. Стройные упругие ноги, при ходьбе слегка выбрасываемые в разные стороны, не портили его, даже, наоборот, придавали какой-то особенно небрежный шарм и обворожительность его внешности.

У входа в парк одиноко маячила фигура хрупкого подростка. Одет он был так, что сказать что-то определенное о нем не представлялось возможным. У парня явно была назначена встреча — он часто и нетерпеливо посматривал на часы, оглядывался по сторонам.

Зверстр затаился, карауля удачу, и она, кажется, припожаловала-таки к нему. Время шло, мальчишка нервничал и зябко пританцовывал, ударяя одной ногой о другую, но никто к нему не подходил.

— Может, ты меня ждешь, удалец, — приблизился к нему Зверстр.

— Да, вроде, не тебя, дядя. Вали отсюда! Чего пристаешь?

Паренек был хрупок и свеж приятной молочной свежестью, которая светилась через кожу откуда-то изнутри его существа, исходила от него головокружительным запахом чистоты и сытости. У Зверстра забилось сердце, и от того словно ток пронзил все тело, екнуло и стало наливаться горячим внизу живота, наполнились упругостью усладные мышцы.

— А ты, пожалуй, не гони меня, — улыбнулся Зверстр. — Хочешь, вместе подождем. Я тебе составлю компанию.

— Ты что, ищешь приключение на свою задницу?

— Можно и так сказать, — не стал отрицать Зверстр. — Понравился ты мне. Зачем нам еще кто-то?

— Ну и ну! — присвистнул паренек. — Ты гомик, что ли?

— Слова можно всякие придумать, не в них суть. Главное, что я хорошо заплачу и вниманием не обижу. Хочешь?

— Денег хочу, а внимание твое мне — до лампочки.

— И так пойдет. Где мы устроимся?

— Мои старики укатили на дачу, квартира свободна.

— А что соседи скажут? Нет, мне не подходит, чтобы меня видели. Ты же понимаешь, что я не афиширую свою интимную жизнь.

— Пакостник ты, дядя. И жизнь у тебя не интимная, а пакостная. Но кто деньги платит, тот и музыку заказывает. Не боись, никто не увидит. Я в этом доме живу, на первом этаже, — он кивнул на четырехэтажный дом сталинской постройки, стоящий на перекрестке улицы, перпендикулярно спускающейся к берегу Днепра, заросшего парком Литераторов, и прилегающей к парку площади.

Если бы Зверстр не так долго ходил в поисках клиента, не так натрудил ноги, не так продрог на пронизывающем настырном ветру, если бы не так разленился от безнаказанности, если бы был не столь поздний час, чтобы он не торопился, не боялся упустить и этот вечер и еще один день прожить в тягучем, невыносимом ожидании, он бы заметил подвох. В самом деле, чего мальчишке торчать у входа в парк, если он мог назначить встречу у своего подъезда, все равно к парку мимо него не пройдешь?

— Твоя взяла, — согласился Зверстр. — Давай познакомимся, что ли?

— Давай. Андрей, — лениво протянул паренек руку и добавил, как одарил: — Воронов, если хочешь, ученик девятого класса двадцать третьей школы. Бином Ньютона учил, дядя?

— Не понял? — растерялся Зверстр.

— Деньги, говорю, считать умеешь? Давай, раскошеливайся, какашка!

— Сколько?

— Ха! С учетом моей квартиры и крайне юного возраста сто баксов сейчас и сто потом.

— А чего сейчас-то? Потом все и отдам. Куда ж я денусь? — начал торговаться Зверстр.

— Ой, не зли меня, красавчик, а то пойдешь вручную переписывать, — мальчишка измерил его оценивающим взглядом, ухмыльнулся: — Красивый. Ишь, вырядился простачком. Ну чего завял, или денег жалко?

— Ладно, — буркнул Зверстр. — Баксов нет. Нашими по курсу возьмешь? — спросил, отсчитывая деньги.

— Черт с тобой, — мальчишка взял задаток, спрятал во внутренний карман и, не говоря больше ни слова, зашагал к подъезду.

Оглянувшись по сторонам и никого не заметив, Зверстр тронулся следом за ним. Приятная тяжесть от низа живота отдавала в ноги тягучей ноющей слабостью, и идти было немного больно. Ладони корчились в непроизвольных спазмах: привыкшие в минуты сладострастия замыкаться на горле жертвы, они уже предвкушали этот миг. Урод знал, что нельзя идти наперекор своему существу, нельзя гасить порывы. Поэтому он носил мяч для большого тенниса, и сейчас левой рукой сжимал его в кармане куртки, в то время как правой оглаживал теплую эбонитовую рукоять ножа. Казалось, что он не дойдет до квартиры, что станет здесь рвать мальчишку на куски.