Убить звезду

Миша на меня злится. Ничего удивительного, несколько лет назад я невольно едва не разрушил его брак.

На моих глазах на фестивале «Лики любви» завел Ширвиндт-младший бурный роман с Юлей Бордовских. Они были так влюблены, что просто светились от счастья. И я, сентиментальный дурак, проболтался об этом одной ушлой журналистке, напрочь забыв, что Миша давно и прочно женат. Скандал разразился страшный. Даже Ширвиндт-папа, обычно спокойный как удав, крыл меня на чем свет стоит. Со временем все улеглось, семью Миша сохранил. Но холодок в наших отношениях остался.

— Миша, ну что мне сделать, чтобы ты меня наконец простил? — воскликнул я.

— Да что с тебя взять, — криво улыбнулся он. — Всю жизнь будешь мучиться.

В офисе оказалось на удивление тихо.

«Все разбежались куда-то, — мрачно сообщила секретарша. Ее явно не устраивало, что она обязана работать в то время, как другие загорают. — А много народу в этом году приехало. Это ведь хорошо, да, Марк Григорьевич?»

Хорошо. Просто великолепно. Толпа гостей. Звезды первой величины. А по гостинице ходит псих-одиночка. Стоп, а с чего я, собственно, взял, что он одиночка? Когда я только начинал «Кинотавр», местные бандиты решили, что на фестивале можно хорошо поживиться. И чего я только не делал, чтобы отсечь их от такого лакомого куска. В конце концов удалось договориться: в мои дела «сочинские» лезть не стали, ограничились наблюдением. Человек с тяжелым взглядом, в сером костюме «с искрой», появлялся вместе с первыми гостями. Садился в холле на диван и целый день пил кофе. За много лет я даже привык к Хусейну, всегда здоровался.

Может, настало время поговорить?

Хусейн, кажется, не удивился. Спросил коротко:

— Проблемы?

— Не так чтобы очень, — уклончиво ответил я.

— А я слышал, проблемы.

Кажется, все на свете уже знают, что дела у меня плохи. Но нужно вести себя спокойно. Потому что люди как пираньи. Стоит дать слабину — накинутся стаей и обглодают до костей.

— Зря ты тогда отказался от конкурса красоты, — усмехнулся Хусейн. — Большое дело могли бы провернуть.

Знаю я эти конкурсы, не первый день живу.

Хорошо представляю, во что могли вляпаться мои знаменитые гости, которым телохранитель какой-нибудь красавицы выставил бы огромный счет за внимание, оказанное ею. Нет уж, у нас здесь все по любви и бесплатно.

— Слушай, — Хусейн наклонил голову. — Говорят, через год тут уже будет новый хозяин. Нам это не нравится.

— Мне тоже. Это не твои мне сегодня весь день названивают?

— О чем ты, не пойму? — Хусейн казался искренне удивленным. — Зачем звонить? Мы помочь хотим.

Понятно, к чему он клонит. Несколько раз влиятельные группировки пытались войти в долю, но я отказывал. Не хотел, чтобы криминал контролировал «Кинотавр».

Я пообещал подумать и откланялся. Нет, Хусейн явно ни при чем. Раз «сочинские» не потеряли надежду подмять под себя «Кинотавр», значит, гробить фестиваль им нет никакого смысла.

После обеда я спустился вниз встречать Жерара Депардье. Прилетел он вместе с директором Европейского банка на частном самолете. Сначала в фойе втащили несколько здоровенных ящиков. «Это куры и вино, — сообщила Неля. — С его фермы».

Владелец ящиков вошел следом с бокалом в руке — огромный, энергичный и уже хорошо навеселе. Так же, не выпуская бокала, он прогулялся по берегу. Мы бежали за ним с бутылкой: Депардье требовал подливать ему вина. А потом наконец отбыл в номер, отдыхать.

До вечера я успел уладить тысячу мелких и крупных дел. И договорившись с Докилевой, что она проведет церемонию открытия, пошел ужинать. На выходе из гостиницы меня поймала Неля:

— Эрик Робертс попросил двух девиц.

— Найди, и чтоб журналисты не пронюхали.

На ужин Масков явился минута в минуту — видно, Голливуд приучил к пунктуальности. Мы заняли столик в углу, сделали заказ.

— Марк, что случилось? — спросил Влад, наполняя мой бокал. — В тусовке ходят нехорошие слухи.

— Какие же?

— Говорят, это твой последний «Кинотавр».

Неужели все так плохо?

— Честно говоря, Влад, хуже некуда. С деньгами большие проблемы.

— У тебя? — поразился Масков. — Да брось, не может быть.

— Ну вот, и ты туда же. Тут многие думают, что я наворовал где-то миллиарды и пришел кормить и развлекать артистов, чтобы потешить свое самолюбие. Я тебе сейчас страшную вещь скажу, Влад. Видишь этот зал? Видишь, сколько тут народу? Все сегодня признавались мне в любви, и все врали. Я для каждого из них — только дойная корова. Они все приезжают сюда на халяву с женами, любовницами, детьми, друзьями, собаками, едят три раза в день, смотрят кино, купаются, и никто не задумывается, где и какими путями я добываю средства на самый серьезный кинофестиваль в стране.

— Ну, не все тут на халяву, — заметил Масков и указал на четыре больших стола, за которыми пировала бритоголовая публика.

Я усмехнулся.

Реклама

За столами одновременно гуляли солнцевские, казанские, подольские и тамбовские «конкретные пацаны».