Убитая в овечьей шерсти

— Но ведь ты не веришь! — воскликнула она.

— Неважно. Расскажи мистеру Аллейну.

— Я полагаю, — вмешался Дуглас Грейс, — что мистер Аллейн ведет расследование. Я не думаю, что наши мнения о тете Флосси могут быть ему полезными. Ему нужны факты.

— Но вы все будете говорить о ней, — сказала Урсула. — И будете несправедливы.

Аллейн заерзал на стуле.

— Я был бы очень рад, если бы вы рассказали о ней, мисс Харм, — сказал он. — Расскажите, пожалуйста.

— Да, Урси, — подтвердил Фабиан, — мы этого хотим. Пожалуйста.

Она быстро перевела взгляд с одного на другого.

— Странно, право же. Мы не говорили о ней долгие месяцы. Фабиан, ты действительно считаешь, что это важно?

— Да, я так считаю.

— Мистер Аллейн?

— Я тоже так думаю. Я хочу получить верное представление о вашей опекунше. Ведь миссис Рубрик была вашей опекуншей?

— Да.

— Тогда вы должны были знать ее очень хорошо.

— Я думаю, да. Хотя впервые увидела ее в тринадцатилетнем возрасте.

— Я хотел бы услышать, как это произошло.

Урсула склонилась вперед, положив обнаженные руки на колени и соединив ладони. Она придвинулась поближе к огню.

— Видите ли… — начала девушка.

Глава 2 ФЛОРЕНС РУБРИК ОТ УРСУЛЫ

Урсула начала свою речь не очень решительно, хотя и с видом победительницы. Сначала Фабиан помогал ей. Дуглас Грейс, сидя рядом с Теренцией Линн, иногда переговаривался с ней вполголоса. Она занялась вязанием, и позвякивание ее спиц придавало оттенок домашнего уюта всей сцене, хотя и не вполне соответствовало ее подчеркнуто официальной внешности. Она не отвечала Грейсу, но Аллейн видел, что однажды на ее лице мелькнула улыбка. У нее были мелкие острые зубы.

Постепенно Урсула разговорилась и все менее нуждалась в поддержке Фабиана. Она нарисовала исчерпывающий портрет Флоренс Рубрик.

Картина обретала ясность очертаний. Школьница, чувствовавшая себя одинокой после смерти матери, сидела в холодной приемной директора.

— Я знала об этом с утра. Они собирались отправить меня домой вечерним поездом. Они были внимательны, но слишком сдержанны. Мне нужны были не такт и деликатность, а человеческое тепло. Я буквально дрожала. Мне кажется, я до сих пор слышу автомобильный сигнал. Он звенел, точно колокольчик. Она привезла его из Англии. Я видела, как автомобиль проехал мимо окна, затем услышала ее голос в холле. Она спрашивала обо мне. С тех пор прошли годы, но я вижу ее ясно, словно вчера. На ней была меховая шапочка, когда она обнимала меня, я ощутила приятный запах. Она громко и бодро говорила, что она моя опекунша и приехала за мной и что она была близкой подругой моей матери и находилась возле нее, когда все это случилось. Конечно, я знала о ней. Ведь она была моей крестной матерью. Но она оставалась в Англии после замужества, поэтому я не была знакома с нею. Итак, я поехала с ней. Второй мой опекун — дядя из Англии. Но он военный и всюду следует за полком, поэтому он был очень рад, когда тетя Флоренс (как я называла ее) взялась меня опекать. Я оставалась с ней, пока не пришло время возвращаться в школу. Она приезжала ко мне во время учебного года, и это было замечательно.

Здесь, на ноте детского обожания, она сделала паузу. Потом был год, когда тетя Флоренс вернулась на родину, но время от времени писала и заказывала роскошные подарки в лондонских магазинах. Она появилась снова, когда Урсуле минуло шестнадцать и она готовилась к окончанию школы.

— Это было божественно. Она взяла меня к себе домой. У нее был дом в Лондоне, и она вывозила меня в свет, и дарила мне подарки, и все такое. Она была моей доброй феей. Она устроила бал в мою честь.

Урсула поколебалась.

— Я встретила Фабиана на этом балу, правда, Фабиан?

— Это был великолепный вечер, — отозвался Фабиан. Он устроился на полу возле ее стула и закурил трубку.

— А потом наступил сентябрь 1939 года, и дядя Артур стал поговаривать, что лучше нам вернуться в Новую Зеландию. Тетушка Флоренс хотела бы остаться и помогать фронту, но он продолжал вызывать ее телеграммами.

Сдержанный голос Теренции Линн прервал повествование.

— В конце концов, — произнесла она, — он был ее мужем.

— Ну, ну! — примирительно сказал Дуглас Грейс и погладил ее по колену.

— Да, но она бы блестяще справилась с такой работой! — парировала Урсула. — Мне всегда не нравилась его настойчивость в этом вопросе. Я считаю, это был эгоизм. Он мог обойтись без нее и этим внес бы личный вклад в дело победы.

— Но он прожил три месяца в доме для инвалидов, — произнесла Теренция холодно.

— Я знаю, Терри, и тем не менее. В общем, после Дюнкерка он телеграфировал снова, и мы выехали. Я бы могла куда-нибудь поступить, но мысль о разлуке подавляла ее. Она сказала, что я слишком молода, чтобы оставаться одной, да и ей будет одиноко без меня, и я поехала. Конечно, я тоже этого хотела.

— Естественно, — пробормотал Фабиан.

— И к тому же во время путешествия надо было заботиться о тебе.