— Вздор, — сказал Аллейн. — Я ничего не записал, и у меня нет свидетелей. Давайте не будем начинать все сначала. Если вы не хотите рассказывать, не надо, но тогда трудно винить младшего инспектора Джексона за его мрачное отношение к вашей скрытности. Давайте вернемся к голым фактам. Вы были в погребе с бутылкой в руках. Маркинс заглянул в окно, вы уронили бутылку, он привел вас на кухню. Миссис Дак пошла за миссис Рубрик. Произошла сцена, и миссис Дак и Маркинс были удалены с кухни. Мы уже имеем несколько отчетов об этой сцене. Я бы хотел послушать вашу версию.
Клифф смотрел на портрет. Аллейн увидел, как он облизнул губы и коротко зевнул от нервного напряжения. Аллейну была знакома такая гримаса. Он видел ее у заключенных, ожидающих приговора, и у подозреваемых, когда офицер на допросе приближался к опасной точке.
— Возможно, — промолвил Аллейн, — вам поможет следующее. Все, что впрямую не относится к моему исследованию, в отчете просто не появится. Я могу дать вам слово, а вы — положиться на него. — Он подождал. — Итак, перейдем к сцене в кухне. Неужели она настолько ужасна?
— Вам известно то, что рассказали другие. Да, эта сцена была ужасна. Для меня она настолько реальна, точно это было вчера. Просто кошмар какой-то.
— Вы кому-нибудь рассказывали об этом?
— Никогда.
— Тогда выведите чудовище на свет, и мы посмотрим на него.
Он видел, что Клифф отчасти одобрял, отчасти сопротивлялся его упорству.
— В конце концов, — спросил Аллейн, — неужели это так ужасно?
— Даже не ужасно, — отозвался Клифф, — отвратительно.
— Итак…
— У меня было некое чувство уважения к ней. Может быть, формальное. Может быть, феодальное. Но отчасти искреннее. Основанное на благодарности к ней, которая была бы сильнее, если бы она не требовала благодарности. Мне было больно смотреть, как у нее тряслись губы и слышать, как дрожал ее голос. У нас был учитель, который вел себя точно так же, а потом порол нас. Его уволили. К тому же казалось, будто она играет. Играет хозяйку дома, которая должна владеть собой перед слугами. Было бы лучше, если бы она кричала на меня. Когда они ушли, она закричала — один раз. Когда я сказал, что не крал. Потом она вроде бы овладела собой и перешла на шепот. И все равно я знал, что она отчасти играет. И даже отчасти получает удовольствие от своей игры. Это было чудовищно.
— Я знаю, — согласился Аллейн.
— В самом деле? К тому же она постарела. Это все усугубило. Я был взбешен с самого начала, потому что она не верила мне. Потом мне стало ее жалко. Потом я просто хотел уйти и забыть об этом. Она стала плакать. Она выглядела ужасно. Я был не в силах взглянуть на нее. Меня бесило, что я так опозорен. Она протянула мне руку — я не смог дотронуться до нее. Я ушел. Остальное вы знаете.
— Я знаю, что вы шагали по тропе остаток ночи и большую часть следующего дня.
— Правильно. Это звучит глупо. Мальчишеская истерика, скажете вы. Я ничего не мог поделать. Вел себя, как дурак. Конечно, меня подвели ноги. Но я бы продолжал идти, если бы папа меня не нашел.
— Вы не предприняли вторую попытку?
Клифф покачал головой.
— Почему?
— Меня заставили отказаться. Дома была тяжелая сцена. Я пообещал маме.
— А вечером вы решили облегчить свое бремя при помощи Баха? Не так ли?
Аллейн упорствовал, но ответы Клиффа снова стали односложными.
— Верно, — пробормотал он, потирая подлокотник кресла.
Аллейн хотел вызвать его на разговор о музыке, которую он исполнял в роковую ночь. Музыка сопровождала беседу на теннисной площадке и поиски броши. Должно быть, Флоренс Рубрик слышала ее, когда взбиралась на импровизированную трибуну. Должно быть, музыку слышал и убийца, когда он ударил ее и заткнул ей рот и ноздри овечьей шерстью. Убийство под музыку, невольно подумал Аллейн и мгновенно увидел этот заголовок на газетной полосе. Может быть, именно эти ассоциации мешали Клиффу говорить о музыке? Может быть, потому что он музицировал в последний раз? Или он не желает говорить о предмете, священном для него, с посторонними? Ни одна из этих гипотез не удовлетворила Аллейна.
— Лосс, — заметил он, — говорит, что в тот вечер вы играли необычайно хорошо.
— Чушь! — Клифф не на шутку разозлился. — Просто я это отработал, — произнес он невнятно, — я же говорил вам.
— Очень странно, что вы не продолжаете свои экзерсисы. Это, должно быть, невыносимо. Уж не гордитесь ли вы своим воздержанием?
Клифф удивился.
— Горжусь! — выпалил он. — Если бы вы понимали… — Он поднялся. — Вы закончили?
— Да, почти. Вы больше не видели ее?
Клифф не ответил. Он подошел к двери.
— Так ведь? — уточнил Аллейн, и он кивнул. — И вы не расскажете, что вы делали с виски?
— Я не могу.
— Ладно. Я взгляну на пианино. Спасибо за то, что вы были так близки к откровенности.
Клифф захлопал глазами и вышел.
Проходная комната оказалась просторнее, чем можно было предположить по ее названию. Фабиан объяснил, что она была пристроена Артуром Рубриком как общая комната для слуг. Флоренс, исполненная заботы об интересах общества, получив рояль, передала в распоряжение слуг свое старое пианино и радиоприемник.