Убитый манекен

— Никоим образом, дорогой мэтр! Ваше поведение делает вам честь, и, напротив, я вам весьма признателен… (Маршан поднял пухлую, похожую на епископскую, ладонь.) Боюсь только, что слишком поздно менять ход событий.

— Никогда не поздно попытаться спасти чью-то голову.

— У нас очень мало времени…

— Тем более надо торопиться.

Под настойчивым взглядом Лежанвье Маршан дрогнул. Кем его будут считать? Человеком, боящимся осложнений, смирившимся с проигрышем?

Он попытался защищаться:

— Поймите меня, мэтр! Само собой, я всеми помыслами на стороне клиента. Но тем не менее я так уважаю вас, что обязан был высказать некоторые соображения, эти же соображения наверняка сформулирует и прокурор… Вы, естественно, понимаете, что занятая вами позиция равносильна для вас нравственному самоубийству?

Лежанвье склонил голову. В конце концов, это будет лишь повторным самоубийством…

— Что вы рискуете, помимо прочего, тем, что вас обвинят в лжесвидетельствовании, возможно, даже…

— Я знаю.

— В таком случае!.. — вздохнул поверженный Маршан.

Он нажал на кнопку переговорного устройства:

— Клара? Позвоните прокурору кассационного суда., Если он ответит, немедленно соедините меня с ним… Если его нет на месте, выясните час и место, где я мог бы с ним встретиться… Поторопитесь, речь идет о деле чрезвычайной срочности…

— О жизни и смерти, — подсказал Лежанвье.

— О жизни и смерти, — покорно повторил Маршан.

Оба хранили молчание, пока не раздалось жужжание:

— Да, — сказал Маршан. — А?.. Вы настаивали?.. Ладно, хорошо… Прокурора нет на месте, — обернулся он к Лежанвье. — Его секретарь не знает, где его застать. Он велел не ждать, если не вернется к шести часам. Вроде бы он собирался ужинать у друзей. Что делать?

Лежанвье был близок к отчаянию. Если нужно бороться еще и с невезением… Он оттянул узел галстука, слишком хорошо знакомая боль, предвещающая сердечный приступ, ударила с левой стороны груди, как кинжал.

— Вызовите вашу крашеную блондинку, — произнес он охрипшим голосом. — Пусть она запишет мои показания… Затем мы отправимся к прокурору и будем ждать, сколько потребуется… Я, нижеподписавшийся, — минутой позже диктовал он, сжавшись в кресле, — Лежанвье, Вернер-Лионель, родившийся в Кагоре, 1 января 1908 г., адвокат, свидетель по делу Лежанвье — Лазар, заявляю при свидетелях и добровольно…

* * *

Жоэль собиралась выходить, когда зазвонил телефон. Бросив куртку на стул, она сняла трубку:

— Да?

Это оказался мэтр Маршан. У него были плохие новости для нее, он умолял сохранять спокойствие, но мэтр Лежанвье…

«Это должно было случиться!» — думала Жоэль, безмолвно слушая. Тем не менее сейчас, когда это случилось, она испытывала болезненное чувство, что ее обманули. В. Л., хотя, и скрывал это, боролся со смертью вот уже год. Почему же он не нашел в себе силы побороться еще несколько часов?

— Я еду! — бросила она в трубку и положила ее на рычаг.

Меньше чем через пять минут она уже мчалась по дороге за рулем «мерседеса».

* * *

Машина «скорой помощи» стояла у дверей, в кабинете мэтра Маршана веяло катастрофой. Адвокат был бледен. Перепуганная мадемуазель Клара металась из конца в конец. Двое санитаров в белых халатах приготовились поднять носилки, на которых лежало неподвижное тело Лежанвье. Всем распоряжался лысый, нездорового вида, срочно вызванный доктор.

— Он… он еще дышит? — спросила Жоэль.

— Да, — резко ответил врач. — Как рыба без воды. Вы его дочь?

Жоэль, не ответив, склонилась над носилками:

— В. Л.! Ты меня слышишь?

У Лежанвье дрогнули веки, но доктор вмешался:

— Позже, мадемуазель! Мы попробуем сделать невозможное, но… Давайте, поднимайте, но осторожно! Малейший удар может стать роковым для него. Ступайте на цыпочках.

Жоэль упала в кресло со стесненным дыханием — уж не страдает ли и она болезнью сердца? — закурила сигарету:

— Как это случилось?

— Он начал диктовать заявление моему секретарю, — подбирая слова, объяснил Маршан. — Она печатала. Вот…

— Я, нижеподписавшийся, — прочитала Жоэль, — Лежанвье, Вернер-Лионель, родившийся в Кагоре 1 января 1908 г., адвокат, свидетель по делу Лежанвье — Лазар, заявляю при свидетелях и добровольно… Это все? — разочарованно спросила она.

— Да, — ответил Маршан. — Это все. Он морщился, диктуя, приступ свалил его на полуфразе.

— Но вы знаете, что он хотел сказать?

Адвокат кивнул: