Однако за длинным столом, заваленным железнодорожными билетами, сидел человек. На пуговицах его мундира играли отблески света конторской лампы под зеленым фарфоровым абажуром. Нахмурив брови, он писал со старательностью недалекого человека.
У Эме Малеза рука была тяжелой, и он это знал. «Похоже, малый оглох!» — подумал он. И снова нетерпеливо, только что его не разбивая, заколотил по стеклу…
На этот раз человек пошевелился. Медленно подняв голову, он приоткрыл ящик и сунул туда руку. Его моргающие глаза уставились на окно. Наконец, с рукой в правом кармане тужурки, он отодвинул кресло и направился вдоль стен к двери, выходившей на платформу.
Туда же пошел и Малез. Приблизившись, он услышал из-за двери приглушенный голос:
— Кто там?
Малез был в ярости.
— Д§д Мороз! — рявкнул он в бешенстве.
Сначала единственным ответом была тишина. Потом в замке скрипнул ключ и дверь осторожно приоткрылась:
— Кто вы такой? Что вам угодно?
— Войти к вам в помещение или выйти из этого вокзала, — ответил Малез. — Я сел не на тот поезд.
— А!
В этом восклицании облегчение спорило с недоверчивостью.
— Вот мой билет. Ну, дайте же мне пройти!
Казалось, начальник станции превратился в статую. Малез без церемоний его оттолкнул, сам закрыв за собой выходившую на платформу дверь.
— Ну вот! Не хочу вас упрекать, но вы-таки не торопились! Испугались меня?
— За последние две недели вы первый пассажир, сошедший на этой станции, — наконец ответил тот глухим голосом. — Когда вы постучали в окно, я подумал… Ведь поезд, с которого вы сошли, даже не должен был здесь останавливаться. Это из-за пути, который…
— Значит, мне просто повезло.
Сняв промокшую шляпу, Малез отряхнул ее.
— Одиннадцать часов, — посмотрел он на циферблат висевших на стене казенных часов. — Вы не подскажете гостиницу поблизости, где я мог бы остановиться на ночь?
— Гостиницу поблизости? — повторил в растерянности начальник станции.
Казалось, он погрузился в глубочайшие размышления. Но наконец сказал:
— Выйдя из вокзала, поверните направо. В пятистах метрах вы увидите кальварию и чуть дальше, в начале Станционной улицы, трактир. Это пятый или шестой дом деревни…
Он уже начал приближаться к столу, явно стремясь завершить ту жалкую работу, от которой его отвлекли.
— Последний вопрос! — сказал Малез. — В каком часу проходит первый поезд на Граммон?
— Утром, в восемь сорок пять.
— И… это все?
— Нет, в семнадцать десять проходит второй… Оба, естественно, со всеми остановками!
— Естественно! — сказал Малез.
На пороге он обернулся и ядовито заметил:
— Спокойной ночи! Свою пушку вы можете вернуть в ящик!
Дождь не переставал. Не такой сильный, но более коварный. Под таранящими ударами ветра стонали невидимые деревья. Словно огромные похоронные колесницы, по небу неслись черные тучи.
— Бррр! — бормотнул Малез. — Куда приятнее на Ривьере!
Но в глубине души сам этому не верил. Он был человеком севера, которого солнце ослепляет и пьянит, но и раздражает, подавляет своим беспрерывным жаром.
Не переставая барахтаться в грязи, он испытывал странное ощущение. Не беспокойство, нет. Скорее, что-то вроде замешательства, подавленности. Не вызовет ли из ночи громкий шум его шагов злокозненные и призрачные существа?
Ветер приносил странные звуки — рыданий и смеха. Казалось, что мелькнувшая между двумя похожими на лебедей тучами колокольня озаряется таинственным сиянием.
Словно ребенок, которого режут, мяукнула за зеленой изородью кошка, и Малез, когда прошло первое волнение, не мог не улыбнуться… Как в комедии, которую он разыгрывал для самого себя и в которую на короткий миг поверил.
Он заметил придорожный крест и чуть дальше большой дом с закрытыми ставнями. Ничем, кроме слабого поскрипывания болтающейся от порывов ветра вывески, не привлекал он внимания прохожего.
— Кто там?
Вопрос донесся из окна, когда Малез, уставший дергать за колокольчик, уже собирался взять чемодан и пройти дальше.
— Заблудившийся путник! — поторопился ответить он голосом аукционного оценщика. — Мне нужна комната на ночь!
— Вы один?
— Да.
Молчание. Затем:
— Кто дал вам адрес?
— Начальник станции.
— Вы откуда?
Малез только что не скрежетал зубами.
— Я сел не на тот поезд! — выкрикнул он. — Ради Бога, спуститесь и откройте дверь! Я промок до костей!..
Ему послышался шепот — конечно, жены трактирщика, в свою очередь вынырнувшей из-под теплого одеяла, — и окно хлопнуло.
— Милый край! — подумал Малез. — И живущий под знаком доверия!
Откроют ли ему наконец? Или предпочтут оставить его мокнуть на улице без дальнейших объяснений?
Невольно глянув на дорогу, он вздрогнул. Волоча ногу, к нему приближался поразительной худобы человек. С непокрытой несмотря на дождь головой, он был одет всего лишь в жалкий свитер с завернутым воротником и вельветовые штаны. С его губ слетало невнятное бормотание. По всей видимости, его застывший взгляд не различал ничего из того, что его окружало.