Убитых ноль. Муж и жена

— Здравствуйте, вы позвонили в квартиру Клары и Джозефа. Вы можете оставить сообщение после звука «мяу»…

Она вздрогнула.

— Мяяяяу!

— Привет, ребятки! Это Франсуаза — звоню вам из Испании! Ой, совсем забыла — вы, наверное, еще в кино. У меня все нормально. Клара, пляж, который ты нам посоветовала — это фантастика. Малыши его обожают и ни о чем другом и думать не хотят. Мы тоже, но иногда все-таки выбираемся на небольшие прогулки… Андрес занялся изучением земляных крабов. Он ворчит, что отпуск — это выдумка для тех, кто работает, это-де та же работа, только навыворот, а вот крабы — это, что и говорить, совсем другое дело! Ну, в общем, сами понимаете!.. Итак, Джозеф, трепещи — сдается мне, твой братец вскоре осчастливит тебя плодами своих изысканий. И все-таки иногда нам хочется домой, и даже детям. Обожаю это чувство! Как это Джозеф говорит? Ах да: «тень от маяка гуще всего у его подножия». Что правда, то правда… Стало быть, мы возвращаемся, как и собирались, в эти выходные. На случай, если захотите встретить нас на вокзале: мы приезжаем в субботу в шесть утра… Но если не выберетесь, мы не в обиде!.. Да, кстати, Клара — забыла тебя спросить: как думаешь, пояс из ракушек, здесь все девчонки такие носят, — это шикарно или, наоборот, пошлятина? Ну ладно, придется решать самой! Целую вас обоих, до субботы!»

Автоответчик отключился.

Ее рука застыла на телефонной трубке. Очень хотелось ответить.

Она обожала пояса из ракушек.

Она подумала об Андресе и о том, бывают ли самоубийцы среди земляных крабов. Не спросить ли об этом у Андреса? Подумала о детях, которым Джозеф рассказывал свои бесконечные истории, и об этих историях, у которых никогда не было конца.

Но больше всего она думала о Франсуазе — о том, как та однажды сказала ей:

— Мне-то казалось, что он — мужчина твоей жизни.

— Ну да… Но что прикажешь делать с парнем, который чувствует себя счастливым только в одиночестве и просиживает штаны на кухне с сигаретой в зубах?

— Ну не знаю… курить вместе?

— Я ж тебе говорю — в одиночестве.

— Так брось его, и все.

— Это на кухне ему хорошо одному, а в жизни — нет.

— Да какая разница?

— Между кухней и жизнью?

— Ну да — сама же говоришь.

— Разница большая. Он говорит, что кожей чувствует, когда я рядом, пусть даже в другой комнате, и только потому ему и хорошо сидеть на кухне.

— А ты что делаешь, пока он там сидит?

— Какой-нибудь ерундой занимаюсь.

— То есть?

— Читаю, крашу ногти, думаю о всяких пустяках. Короче, жду, пока он докурит.

— А потом?

— Потом я засыпаю, и тогда он приходит.

— И ты просыпаешься…

— Когда как. Он наклоняется ко мне и шепчет «я тебя люблю». Бывает, я это слышу уже во сне, а иногда и впрямь просыпаюсь… В любом случае мне хорошо — и во сне, и наяву!

— Да уж…

— Правда, хорошо: он обнимает меня, и мне кажется, что я — единственная женщина в мире.

— Это твоя мечта — быть единственной женщиной в мире?

— Ты же прекрасно понимаешь, о чем я.

— Нет. Мне, например, никогда не хотелось быть единственной женщиной в мире… Правда, Андрес никогда не говорил, что любит меня.

— Как так?

— Ему это кажется смешным.

— Но ведь это прекраснее всего на свете!

— Это только слова.

— Не совсем… эти слова проникают в самую душу: дрожь пробирает до самых пяток и голова кружится…

— Бла, бла, бла…

— Издеваешься?

— Что ты? Если бы я хотела над кем-нибудь поиздеваться, я бы к тебе не пришла, ты же знаешь.

— Почему?

— Потому что ты моя подруга, ты мне доверяешь… и потом, издеваться над тобой мне было бы стыдно — это ведь как ребенка ударить.

— Так ты считаешь меня ребенком?

— …

— Ты правда считаешь меня ребенком?

— Ничего я не считаю. Мне совершенно безразлично, сколько человеку лет, если хочешь знать.

— Да, хочу.

— И про него тоже?.. Так вот: по-моему, тебе лучше его бросить. И чем скорее, тем лучше.

— Но я не могу.

— Можешь-можешь.

— Ну хорошо, могу. Но знаешь, именно поэтому я никогда так не поступлю. Это было бы совсем не интересно. Это… Как отказаться от угощения потому что тебе, видите ли, не хочется. Ведь ты подумай, что это значит! Да вот что: «Ах нет, спасибо, я не ем пирожков. Нет, благодарю покорно, в моем благоустроенном мирке, сотканном из моих вкусов, настроений и прихотей, нет места вашим пирожкам». И все сразу расстроятся. А ты представь, что в эти пирожки кто-то душу свою вложил, носился с ними, как с писаной торбой, чтобы тебе угодить, и все это коту под хвост из-за того, что ты, видите ли, не хочешь нарушать свое душевное равновесие! Нет уж, так не пойдет. Лично я беру, что дают да еще и добавки прошу. А уж хочу я или не хочу, это мои проблемы.

— Звучит обнадеживающе.

— В смысле?

— Ты решила, что я тебе всерьез советую его бросить?

— Нет, конечно.

— Хочешь пирожок?

— С удовольствием!

Она почувствовала, что перестает соображать.

Наверное, от голода.

Сняла трубку — заказать пиццу.

— Пицца-молния, добрый вечер. Назовите, пожалуйста, номер.

Назвала.

— Мсье Джозеф Овальски?

— От его имени.

— Какую вам?

Она заказала ту, что обычно брал Джозеф, — так, пожалуй, будет лучше всего.

— 73 франка, доставка через 15 минут. До свидания! Она повесила трубку.

Помедлила немного.