Убью кого хочу

– Не волнуйся. В Мариинском проезде проблем не бывает. Мы не бздим с Трезоркой на границе.

Лоська тяжело вздыхал и смотрел на часы:

– Ладно, мне пора. А то еще будет допытываться, где да что… Да, слушай, я тут еще раз подправил… – он протягивал мне запечатанное письмо. – Где предыдущая версия?

– Вот, пожалуйста.

Мы обменивались конвертами – как Маша с Дубровским, только что не через дупло. Валентина Андреевна по-прежнему пребывала в неведении относительно коварных намерений сына. «Ставить ее перед фактом» Лоська предполагал письмом. Он долго сочинял это судьбоносное послание, писал, переписывал, отказывался от первоначальных вариантов и вновь возвращался к ним. Мое участие в этом творческом процессе выражалось в хранении текущей версии. Прятать конверт дома Лоська не хотел, считая это неоправданным риском.

Согласно плану, я должна была принести Лоськино послание прямо к ЗАГСу девятого ноября в десять часов утра. Лоська будет там еще раньше на случай очереди. Подав заявление, мы отнесем письмо на проспект Декабристов – прямиком в почтовый ящик Лоськиной квартиры. Затем мой будущий муж позвонит Валентине Андреевне на работу и скажет, что не придет сегодня ночевать. Конечно, она начнет задавать вопросы, в ответ на которые он сошлется на письмо в почтовом ящике: мол, все объяснения там. Следующие несколько дней Лоська поживет у меня – пока не схлынет первая волна возмущения.

Сказать, что этот план казался мне трусливым, значит не сказать ничего. Будь я на месте Валентины Андреевны, меня больше всего возмутил бы не сам обман, а недостойное мужчины поведение сына, побоявшегося предстать перед ней лицом к лицу. Наверно, до знакомства с «грачевцами» возмутилась бы и я сама – на своем собственном месте. Но проведенный в полуподвале месяц октябрь научил меня жалеть этих несчастных мужчинок. Поэтому я предпочитала помалкивать, когда Лоська с гордостью посвящал меня в детали задуманной комбинации. Какое слово придумал для него святой Сатурнин? «Никчемужество»… – этакая забавная комбинация никчемности и ничтожества. Можно ли ждать мужества от никчемужества?

Я словно смотрела на все это со стороны – так, будто происходящее не очень-то меня и касалось. Возможно, поэтому девятое ноября пришло по мою душу так внезапно, врасплох. Праздники мы провели втроем с мамой и Бимулей, а вечером восьмого позвонил Лоська.

– Все в порядке? – он говорил взвинченно, в спешке.

– Конечно. А что может быть не в…

– Я тут выскочил на минутку, – прервал меня он. – Надо возвращаться. Звоню просто, чтобы напомнить. Последняя проверка. До старта нам осталось четырнадцать минут… Бр-р… Как в космос взлетаем…

– Лоська, – сказала я. – По-моему, ты как-то излишне…

– Значит, завтра в десять у ЗАГСа, – снова перебил Лоська. – Не забудь! Бр-р… До завтра!

Он повесил трубку, и только тут я вдруг по-настоящему сообразила: завтра. Завтра я иду подавать заявление. Ставлю себя перед фактом. Вот уж действительно бр-р… Что теперь делать?

– Во-первых, прекрати паниковать, – прозвучал в голове трезвый голос моей умной ипостаси. – А во-вторых, достань этот чертов конверт и положи его на комод, чтобы завтра не забыть.

Я послушно отправилась в свою комнату, вынула из ящика Лоськино послание, вернулась в коридор и стала пристраивать конверт на комоде.

– Что случилось, Сашенька? – спросила мама из кухни.

– Мамуля, – сказала я, – помнишь, ты говорила, что примешь любое мое решение?

– Ну… да… – в голосе мамы прозвучала тревога. – А что такое?

– Так вот. Завтра мы с Костей идем подавать заявление. А потом он поживет здесь у нас несколько дней.

Мама с облегчением вздохнула:

– Господи, а я-то испугалась. Конечно, Сашенька, пусть поживет. Надо же: моя дочь выходит замуж… – она потерла ладонью под сердцем. – Ох… Поздравляю, доченька.

– Лучше прими пока таблетку и приляг, – улыбнулась я. – Я сейчас тоже приду.

Мама пошла к себе за таблеткой и тут снова зазвонил телефон.

– Сашенька? С праздником тебя. Это Грачев.

– Грачев? – удивилась я. – Что случилось?

– Тут такое дело, – неловко проговорил он. – Мне самому только что позвонили, вот я всех и оповещаю. Завтра с утра к нам приезжает комиссия из института. Это иногда бывает. Примерно раз в два года. В общем, нужно быть на рабочих местах с утра, с восьми тридцати. Форс-мажор, да. Такая уж у нас система: если надо, значит, надо. Не так ли?

– Есть шанс, что они закончат до половины десятого?

– Скорее всего, так. Но уж никак не позже десяти… Значит, до завтра. Пожалуйста, не подведи.

Я повесила трубку и села на табурет, соображая, как быть. Это был ровно тот случай, когда свобода обязывает сильнее всякого режима. Мне в течение полутора месяцев позволяли гулять вообще без поводка и ошейника. В этой ситуации было бы совершенно непростительным свинством отказаться выполнить просьбу завлаба. Да и просьба-то не бог весть какая: всего лишь один раз прийти на работу вовремя!