Убивая Еву

Она улыбается. Ему тридцать пять, оценивает она, плюс-минус год или два. Мрачная привлекательность. Серебристо-серая рубашка безукоризненна, легкий пиджак – похоже, «Бриони». Но в его итальянском слышна сицилийская резкость, а во взгляде – нотка угрозы.

– Нет, – отвечает она. – Благодарю.

– Дайте угадаю. Вы явно не итальянка, хоть и говорите по-итальянски. Француженка?

– Вроде того. Длинная история.

– И вам нравятся оперы Пуччини?

– Разумеется, – негромко отвечает она. – Правда, «Богему» я люблю больше.

– Это потому что вы француженка. – Он протягивает руку. – Леолука Мессина.

– Сильвиана Морель.

– Что же привело вас в Палермо, мадемуазель?

Ее подмывает прекратить разговор. Уйти. Но он может не отстать, а это еще хуже.

– Я в гостях у друзей.

– А кто они?

– Боюсь, вы их не знаете.

– Кого я только не знаю! Вы бы удивились. И поверьте, все здесь знают меня.

Вилланель поворачивается вполоборота и позволяет внезапной улыбке озарить свое лицо. Она машет рукой в сторону входа.

– Извините меня, синьор Мессина. Вот и мои друзья.

Не особо убедительно, – ругает она себя на ходу. Что-то не так в этом Леолуке Мессине. Насилие ему не чуждо – давно и определенно, – и это заставляет Вилланель желать, чтобы он забыл ее лицо.

Придет ли Греко? – гадает она, бесцельно пробираясь сквозь толпу и разглядывая проплывающие мимо лица. Одному из местных информаторов Константина удалось тайком подкупить и опросить людей в театре: важные премьеры босс-мафиозо обычно посещает. Он всегда появляется в последний момент и занимает одну и ту же ложу, где сидит один, оставляя охранников в коридоре у двери. Есть ли у него билеты на сегодня – этого, к сожалению, не знает никто. Но его протеже Фарфалья поет главную партию. Так что шансы весьма высоки.

Люди Константина, не поскупившись, забронировали ложу рядом с той, где обычно сидит Греко. Она в первом ярусе, почти вплотную к сцене. Занавес поднимется через десять минут, ложа слева пока пуста, и Вилланель входит в гнездо из красного плюша. Ее ложу нельзя назвать в полном смысле частной. Сидя спереди, в одном из отделанных позолотой кресел у обитого алой тканью на уровне груди барьера, Вилланель видит всю Аудиторию, и всей Аудитории видна она сама. Если перегнуться вперед через барьер, то можно заглянуть в обе соседние ложи. Но когда погаснет свет, ложи превратятся в тайный мир, закрытый от посторонних глаз.

В сумраке этого невидимого мира она снимает с плеча сумку, достает из нее облегченный самозарядный «ругер» с интегрированным гемтеховским глушителем и вставляет в магазин обойму патронов 22-го калибра с низкой начальной скоростью пули. Вернув пистолет в сумку, Вилланель ставит ее на пол у основания перегородки между ее ложей и ложей слева.

За девять месяцев, прошедших после перерождения в Вилланель, она убила двоих. Каждый проект начинался с однословной эсэмэски от Константина, после чего от неведомых источников она получала справочные данные: киноролики, биографии, результаты наблюдений, расписания. Планирование занимало около четырех недель: ее снабжали оружием, информацией о том, на какую логистическую поддержку она может рассчитывать, и легендой с документами.

Первую цель звали Йоргос Влахос, он занимался покупкой радиоактивного кобальта-60 в Восточной Европе, планируя, как предполагалось, взорвать грязную бомбу в Афинах. Она всадила ему в грудь пулю СП-5, когда он пересаживался из машины в машину в пирейском порту. Выстрелу из русской винтовки ВСС с расстояния 325 метров предшествовала ночь в засаде под брезентом на складской крыше. Оказавшись в безопасности в гостиничном номере, Вилланель вновь и вновь переживала это событие, испытывая мощную, волнующую радость. Сухой щелчок заглушенного выстрела, отдаленный звук пораженной цели, рухнувшее на землю тело в окуляре прицела.

Второй целью был Драган Хорват, балканский политик, создавший сеть по торговле людьми. Ошибку он совершил, когда взял работу на дом – в виде хорошенькой, сидящей на героине семнадцатилетней девушки из Тбилиси. Ни с того ни с сего он вдруг влюбился и принялся возить ее на шопинговые кутежи по европейским столицам. Больше всего пара любила проводить выходные в Лондоне, и, когда Вилланель однажды поздним вечером натолкнулась на Хорвата в бейсуотерском переулке, он лишь снисходительно ей улыбнулся. Политик не сразу заметил колотую рану на внутренней поверхности бедра, и, пока, лежа на земле, умирал от потери крови, его грузинская подруга наблюдала за ним пустым от наркотиков взглядом, крутя на запястье браслет, который он пару часов назад купил ей в Найтсбридже.

В промежутках между убийствами Вилланель жила в той самой парижской квартире. Изучала город, приобщаясь к развлечениям, которые он предлагал, и наслаждалась чередой любовных интрижек. Все они проходили по одной схеме: горячее увлечение, охота, пара дней и ночей жадного поглощения, резкий разрыв. Она просто исчезала из их жизни – столь же внезапно и таинственно, как появилась.