Убивая Еву: умри ради меня

Вскоре после того, как я освободила свой рабочий стол и сдала пропуск в Темз-хаус, со мной тайно связался один из ветеранов МИ-6 по имени Ричард Эдвардс, который, в отличие от коллег с северного берега[1], с готовностью выслушал мои идеи. Я возглавила его неофициальную команду, чьей задачей было найти убийцу Кедрина. Теперь я гонялась за Вилланель по всему свету. Она оказалась неуловимым призраком – всегда на один шаг впереди. Мне оставалось лишь тащиться по ее кровавому следу. И невольно восхищаться ее зловещим артистизмом. Вилланель была дерзкой, свободной от страха или чувства вины, и ей, вероятно, немного наскучила легкость, с какой она уходила от преследования. Осознав, что я неотступно следую за ней, она была польщена и отплатила мне той же монетой. Однажды ночью в Шанхае она залезла с улицы в мой номер и прихватила с собой трофей – мой браслет. Затем в качестве компенсации – и из чистейшей наглости – она средь бела дня проникла в мой лондонский дом и оставила там другой (и куда более дорогой) браслет, который специально для меня купила в Венеции. Эти вторжения были флиртом, но и внушали ужас. Они тихим шепотом напоминали, что она ко мне неравнодушна, но может прикончить меня в любой момент, когда захочет.

Я отказывалась признаться в этом даже самой себе, но ее извращенные ухаживания достигли своей цели. Одержимость начинается не сразу. Она подкрадывается к тебе, незаметно подползает, и вдруг – от нее уже никуда не деться. Впервые я увидела Вилланель случайно и опять же – в Шанхае. Я ехала на скутере, остановилась в пробке и заметила, как она шагает по тротуару мне навстречу – вся в черном, с зачесанными назад русыми волосами. Наши взгляды встретились, и я поняла – это она. Вилланель, когда захочет, умеет быть очень милой, но в тот вечер ее глаза были пустыми, как у змеи. Она утверждает, что тоже узнала меня, но я ей не верю. Она врет. А врет она, как дышит. В тот же вечер она заманила моего коллегу Саймона Мортимера в темный закоулок и зарубила его мясницким топориком. Жестокость убийства шокировала даже видавших виды следователей из шанхайского убойного отдела, которые насмотрелись на своем веку расправ «Триады» и прочих ужасов.

Вторая наша встреча произошла в Англии на обочине шоссе – она была спланирована с леденящей кровь гениальностью. Я возвращалась в Лондон из хэмпширского допросного центра. Со мной в машине был Деннис Крэйдл, высокопоставленный офицер МИ-5, признавшийся мне тем утром, что получает деньги от «Двенадцати», организации, которая заказывает Вилланель убийства. Я пыталась убедить Крэйдла сдать информацию о «Двенадцати» в обмен на неприкосновенность, а он в ответ принялся вербовать меня – офигенная, между прочим, наглость с его стороны, учитывая все обстоятельства.

Через двадцать минут после того, как мы выехали, нас остановила полицейская на мотоцикле. Конечно же это оказалась Вилланель, но я просекла слишком поздно. Она сказала, что скучает по мне. Коснулась моих волос, назвала мои глаза «милыми». В некотором роде все это было романтично. Они прокололи покрышки моей машины и умчались на мотоцикле, а я, несолоно хлебавши, осталась стоять на обочине. Крэйдл, вероятно, считал, что его спасают. На самом деле Вилланель отвезла его в глухое местечко неподалеку от Уэйбриджа, размозжила ему череп тупым предметом (полагаю, полицейским жезлом) и сбросила труп в речку Уэй.

Из Вилланель – та еще подружка, но я и не искала себе никаких «подружек» – ни в каком смысле. Я же была счастлива в браке с мужчиной. И хотя секс с Нико не был чем-то из ряда вон выходящим: никаких тебе комет с пылающими хвостами или взрывающихся сверхновых, никаких вурдалачьих завываний – меня в нем все устраивало. Он был редкий человек, неподдельно добрый. Другие люди меня не замечали, а Нико меня любил. Хвалил мою безнадежную стряпню, находил очаровательной мою нелепую манеру одеваться, постоянно говорил мне, вопреки очевидному, какая я красивая. А я в ответ поступила с ним гнусно. Знала наверняка, какую боль ему причиню, но все равно сделала это.

И все из-за Вилланель. Несмотря на весь зловещий ужас ее деяний, она внушала восхищение. Ее концентрация, ее педантичность, ее безжалостная ясность цели. Я шла по жизни, словно во сне, и вдруг появилась она, моя идеальная соперница.

Как потом выяснилось, Вилланель чувствовала то же самое. Работа на «Двенадцать» в качестве звезды-суперубийцы имела свои профессиональные и материальные выгоды, но она стала тосковать по возбуждению, которое уже не получала от рутинных политических убийств. У нее развился аппетит к опасности. Ей хотелось манить за собой дышащего ей в затылок охотника, который был бы достоин ее темперамента. Ей хотелось танцевать на лезвии бритвы. Она хотела меня.