Убивая Еву

Мартини вулканически крепок, он ласкает вкусовые рецепторы Саймона верхними сахарными нотами, а потом леденит мозжечок джином «Берри Брос № 3». Полуприкрыв глаза, Саймон словно парит в облаках аромата. Можжевельник, грейпфрутовый оттенок и эта сексуальная, соблазняющая сладость питайи. «Трахни меня, – напевает он, его мозг обволакивает туман удовольствия. – Это то, что надо». Вокруг него дрейфуют разодетые кутилы. Друзья, коллеги, любовники… Ну почему всегда, всегда одно и то же? Всем комфортно, все замечательно проводят время на свою прекрасную зарплату, а он – вечно невидимый, вечно торчит снаружи с прижатым к стеклу лицом.

– Совсем один?

Поначалу Саймон не верит, что вопрос обращен к нему, но изящная темноволосая фигура вплывает сбоку в поле зрения. Он оценивает озорной, направленный снизу вверх взгляд хорошеньких глазок, улыбку с ямочками, острые зубки.

– Наверное, да. Один.

– Ты здесь новенький. Думаю, я бы запомнила, если бы видела раньше.

– Я Саймон. Приехал пару дней назад. – Он разглядывает ее, восхищаясь мягкой выпуклостью груди под сиреневым топиком, аккуратным плоским животиком, узкими джинсами и симпатичными туфлями на ремешках. Несомненно, он не встречал никого прекраснее.

– Привет, – говорит она. – Я Джейни.

Цзинь Циан – превосходный танцор. Под дрожащие, налетающие волнами скрипки «Лунной реки» он кружит в вальсе и уверенно ведет Еву: одной рукой легко держит ее руку, а другая лежит на обнаженной плоти ее спины. Она рада, что купила платье и туфли, хоть это и встало недешево.

– Значит, вы хотели бы жить в тридцатые? – спрашивает она.

– Это было время огромного неравенства. Людям приходилось несладко.

– Я знаю. Но было и много элегантности… обаяния.

– Вы знакомы с китайским кино, миссис Поластри?

– Боюсь, не очень.

– Я люблю один фильм, его сняли в тридцатые здесь, в Шанхае, он называется «Богиня». Немой. И весьма грустный. Очень красивая трагическая актриса Руан Лингюй. Она великолепно передавала эмоции лицом и движениями.

– Наверно, она и вправду была прекрасна.

– Она покончила с собой в двадцать четыре года. Была несчастна в любви.

– Боже мой, действительно трагедия.

– Да. Не думаю, что сегодня в Шанхае найдется много людей, готовых свести счеты с жизнью из-за любви. Им некогда, они делают деньги.

– Похоже, вы романтик, господин Цзинь?

– Нас осталось немного. Мы работаем подпольно.

– Как шпионы? – намекает Ева.

Оба улыбаются, «Лунная река» подходит к концу. На сцене мерцают льдисто-синие огоньки, и певица плавно переходит к «Девушке из Ипанемы».

– Фокстрот, – говорит Цзинь. – Мой любимый.

– Извините, что вам досталась партнерша, у которой обе ноги левые.

– У вас обе ноги левые? Вы уверены?

– Это такое выражение. В смысле, я ужасно неуклюжа.

– Вот чего бы я о вас никогда не сказал, миссис Поластри.

Через полчаса они вновь летят на скутере по разноцветным неоновым улицам. Еве хорошо. Цзинь – весьма разносторонний человек. В числе его увлечений – хунаньская кухня, старое китайское кино и постпанк. Его любимая группа, рассказывает он, «Гэнг оф Фор» – «Банда четырех». «Как я мог устоять перед таким названием?» Но в то же время Ева понимает, что за внешним шармом в Цзинь Циане кроется стальная жесткость. В сложной ситуации он сделает трудный выбор и примет прагматичное решение.

Они останавливаются у неказистого с виду заведения в одной из боковых улочек. Когда Цзинь открывает дверь, их обдает маслянистым паром. В переполненном кафе оглушительный шум. Кажется, что орут вообще все, а с кухни непрерывно несется лязг сковородок и воков. Выходящий гость грубо толкает Еву. Цзинь берет ее под руку и направляет к маленькой стойке. Появляется миниатюрная, древнего вида женщина в засаленном переднике и ведет их к столику с пластиковой столешницей. Сощурившись на Еву, она хрипло-визгливо кричит Цзиню по-мандарински.

– Называет меня бесстыжим, – объясняет он Еве. – Она думает, что я подцепил вас на улице.

Она смеется.

– Вам придется помочь мне с меню.

Он изучает длинные ленты на стене.

– Как насчет лягушки-быка в рисовом вине?

В итоге они сходятся на острых креветках, пронзенных шпажками, и ребрышках в тмине, а запивают еду холодным пивом. Это один из самых вкусных ужинов в ее жизни.

– Спасибо, – говорит Ева, сытая до отвала. – Просто фантастика.

– Неплохо, – соглашается он. – И приватно.

Она понимает, что он имеет в виду. Уровень здешнего шума исключает возможность прослушки.

– У меня кое-что есть для вас, – произносит он и под столом кладет ей на колени запечатанный конверт.

Она сидит молча и не шевелясь.

– В ваших руках моя карьера, миссис Поластри. Если вы правы и мы стоим перед лицом общего врага – организации, о которой вы говорили, – то нам следует действовать сообща. Но в Пекине меня вряд ли услышат, поэтому…

– Понимаю, – тихо произносит Ева. – И благодарю вас. Мы не подведем.

Саймон уже не сомневается. Может, дело в руках Джейни. Или в ее скулах, губах. Но это не важно. Он точно знает, что пропал.