Ублюдки

В коляске сидел безногий мальчуган лет десяти-двенадцати, точно Митя не определил. Он посторонился, чтобы пропустить инвалида, и глаза их на секунду встретились.

Инвалид ему понравился. Славный парнишка, сразу видно. Понимает, что создаёт неудобство прохожим. Улыбнулся ему извиняющейся открытой улыбкой. Митя тоже невольно улыбнулся в ответ.

Интересно было бы узнать, как мальчишке оторвало ноги. Ампутированы они на одинаковом уровне. При взрыве так чисто не срезает. Видимо, что-то другое.

Митя поднялся по лестнице и, пряча лицо от мелкого противного дождя, зашагал в сторону Маяковки.

Встреченный инвалид постепенно вылетел у него из головы.

Ему нужно было сделать целый ряд покупок, небольших, но весьма важных для успеха его будущих планов.

Родька оглянулся на посторонившегося прохожего и, поймав взгляд толкающей коляску Вороны, одарил и её обаятельной улыбкой.

А чего, не жалко!

С тех пор как братана нашли мёртвым в овраге, а мать забухала так, что её забрали с концами, соседка взяла на себя всю заботу о нём. Кормит его и поит вместе со своим Андрюшкой и на работу возит.

Из-за работы они, правда, долго ругались. Ворона хотела, чтобы он работать бросил, учиться стал. Но Родька настоял на своём. Рогом упёрся, ну она и сдалась в конце концов. И правильно, без работы он не может, в этом его жизнь. Пусть внучок её несмышлёный учится, а у Родьки другие дела.

Сегодня Ворона за ним смотрит, ухаживает, а завтра, к примеру, ему это надоест, так он её спокойно и пошлёт, потому как он человек независимый, у него свои денежки есть. Плюс ещё от прошлых делишек кое-что осталось. В загашничке лежит, под половицей.

Правда, обнаружилось, что братан, зараза, переполовинил его тайничок, в том числе и агатовый кулон на золотой цепке, принадлежавший когда-то артистке Гаврилиной, загрёб. Ну да ладно, Родька не в обиде, чего с покойника возьмёшь!

Покамесь надо ещё наварить побольше, а дальше поглядим. Пусть Ворона покрутится, потрудится, ей делать-то не хрен целыми днями, только в радость его возить.

Она, небось, гордится, что вот, мол, какое доброе дело делает. Ну и хорошо, пущай пока радуется, всё ж таки горе у неё – одну дочку похоронила, другая в психушке лежит.

Родька, когда у неё фотку той бабы увидел, в первый момент даже прибалдел. Ну надо ж, как мир тесен-то! Выходит, Андрюшка этот лопоухий – родной сынок покойной артистки Гаврилиной.

Родька вспомнил, как однажды сказал Лапша, братановский друган: «Причудливо тасуется колода!».

Так и есть, Лапша в корень смотрел.

Охуительно причудливо она тасуется.

Ревекка Аароновна разместила Родьку на его месте и, убедившись, что он всем доволен, пошла назад по переходу, на ходу оборачиваясь и помахивая ему рукой.

Она искренно привязалась к сообразительному мальчику за эти последние недели, жалела его бесконечно. Их очень сроднило горе. У Родьки никого не осталось, да и у неё по сути тоже.

Этот страшный смертоносный год унёс не только Аллу, но и младшенького, Володю, который не вернулся с гор. Ревекка Аароновна с самого начала была против этой безумной поездки, чуяло её сердце, что ничего хорошего из неё не выйдет. Но разве Володю переупрямишь!..

Как будто рок какой-то повис над её семьёй! Там же, где-то в проклятых горах, почти в то же время погиб и внук Витенька, Наташенькин сын.

Как она всё вынесла, самой непонятно.

Но ничего не поделаешь, жить надо!

Не ради себя, конечно, её жизнь давно кончилась, а ради второго внука – Андрюши, оказавшегося теперь полным сиротой. Бедный ребёнок всё ещё не пришёл в себя от ужасной смерти отца, произошедшей прямо у него на глазах. Каков бы ни был покойный, но всё ж таки хоть какой-то отец…

Кому понадобилась его смерть, кто его взорвал, так и осталось неизвестным. Да, собственно, никто толком и не расследовал его гибель, слишком много подобных происшествий происходит в городе, до всего руки у милиции не доходят.

Андрюшеньке теперь требуется полнейший покой, ласка, может быть, постепенно эта травма сгладится, забудется. Пока что он просыпается с криками посреди ночи, ему необходима постоянная забота.

Жить следовало и ради Наташи, оставшейся вдовой, и теперь ещё ради этого несчастного соседского мальчика, с которым неизвестно что станется, если она не будет о нём заботиться.

Ревекка Аароновна надеялась добиться официального опекунства, тогда Родьку никто не тронет, по крайней мере пока она жива.

Вот поправится Эмиль Рафаилович, её бывший муж, он поможет, он все эти ходы-выходы знает.

Ревекка Аароновна вышла на улицу, села в ожидавшее её такси. Вообще-то они с Родькой ездили на метро, в конце концов приспособились, выбирали время, когда народу мало – позднее утро, поздний вечер. Но сегодня уж больно много дел накопилось.