Убойная фарцовка

Те из жриц любви, кто не наглел слишком сильно, работали на точке годами, пока не утрачивали товарный вид. Но некоторые дамы от блестящей мишуры, близости красивой зарубежной жизни быстро теряли голову и начинали делать глупости. Вчера одна из девочек спионерила у представителя немецкой автомобилестроительной компании «Магирус» приглянувшиеся ей золотые часики. На что рассчитывала? Что немец не заметит? Что не заявит в милицию, боясь потерять в глазах общественности высокоморальную репутацию? Трудно понять мысли сороки, увидевшей блестящий предмет.

Часики оказались «Ролексом» за тридцать тысяч марок, и немец, вспомнивший о цене вопроса, горячо требовал сатисфакцию. «Магирус» претендовал на выгодные контракты с СССР по поставке большегрузных машин, и начинать международное сотрудничество с такого черного пятна было неудобно. Поэтому с самого верха милиции велели решить проблему. Начальник МУРа дал указание перетряхнуть всех проституток у «Интуриста» и любым способом вернуть часы.

Высотой в двадцать два этажа, исполненная в незатейливом кубическом стиле, из стекла и пластика, достаточно безобразная на вид главная валютная гостиница города резко контрастировала с исторической застройкой. Она располагалась напротив Красной площади и потому была так любима иностранцами. Жрицы любви толкались у круга, по которому автомобили подъезжали к ее стеклянным дверям. Часть скучала немножко поодаль, ожидая своего принца на белом «Мерседесе».

Муровцы бывали здесь не раз, поэтому быстро вычислили падших женщин, после чего вежливо пригласили их в автобус – набралось аж десяток голов. Их мамашу, то есть сутенершу, плотно сбитую, уверенную в себе тетку сорока пяти лет от роду, которую все вежливо называли Настасья Владимировна, разместили в черной «Волге». Всех свезли на Петровку, на разбор полетов.

Оперативники разместили пленных в актовом зале, откуда разводили по кабинетам для дачи объяснений и профилактических бесед. Все это сопровождалось обильными девичьими слезами, соплями, возмущенными криками и ругательствами – как всегда при задержании проституток. Работа ожидалась на всю ночь.

В казенных милицейских кабинетах сразу повис тяжелый запах французских духов.

– Хорошо живете, – сказала Лиза очередной допрашиваемой – смазливой девушке из подмосковного Калининграда, на которой было тонкое, яркое, откровенное французское платье и серебристые туфли на платформе.

– Не всем же совками быть, – презрительно окинула та взглядом простенькую одежду капитана милиции.

– Не всем, – согласилась Лиза.

Кто такие «совки», она знала прекрасно. Это слово недавно прижилось в среде валютных проституток и означало все серое, обыденное, советское в противовес всему ярому, красивому, иностранному.

Объяснение получено. Подписи поставлены. Разговор закончен. Следующая на очереди…

Студентка истфака МГУ шмыгала носом, обещая, что больше никогда, ни с кем и ни за какие деньги. Так же шмыгала носом она и год назад, когда ее задерживали на том же месте в тот же час. Две девчонки из Иванова обещали, что вскоре обязательно трудоустроятся в столовую на заводе, для чего они и прибыли в Москву. Одна жрица любви, насмотревшаяся западных фильмов, вообще договорилась до того, что не будет давать показания без адвоката, за что была препровождена в камеру подумать о своем поведении.

Уланов в своем кабинете вел беседу, для которой и была затеяна вся операция.

– Михаил Игнатьевич, – возмутилась сутенерша, которая помнила имена и отчества всех сотрудников, кто когда-то занимался ею и ее бизнесом. – Ну зачем вы так? Так же не делается. Позвоните сами знаете куда, и все разрешится сами знаете как.

– А вы, дорогая моя Настасья Владимировна, думаете, что мы не звонили? – улыбнулся Уланов. – Все согласовано.

Секрет живучести этого незаконного вида деятельности близ интуристовских гостиниц объяснялся просто – девочки были под плотным контролем госбезопасности и активно использовались чекистами в своих играх.

– Да ладно, – махнула рукой сутенерша.

– Настасья Владимировна, ну когда я врал?

Сутенерша нахмурилась. Если чекисты дали добро на это мероприятие, значит, дело приобретало дурной оборот.

– Кто часики у колбасника тиснул? – спросил Уланов.

– Да не знаю я!.. Часики какие-то.

– Ну да, – кивнул Уланов. – Что, по рыбозаводу твои курицы соскучились? А ты по Магадану?