Я и сама вдруг почувствовала, что меня тоже гнетет, если не со всех сторон, то уж с одной — точно. Отсидела все на свете, холера! Ну и конечно, тут же вспомнились проклятое письмо и не менее проклятый болгарский блочек. На кой черт я посылала несчастную жертву в этот Болеславец, может, и Патрика бы там не оказалось, гонялся бы за ней по Дрездену и не тронул тетку. Ведь если честно, не Гражинка невольно спровоцировала преступление, а я.
А та уже притомилась и свалилась в кресло, продолжая, теперь сидя, вешать всех собак на своего Патрика. Я и не заметила, когда она прибавила к нему Веронику, которая была совершенно невыносима, патологически скупа и глупа, и никто не стал бы ее убивать, не будь она такой. Я пошла закрывать балконную дверь — ужасно боюсь сквозняков, и, не дай бог, опять выметет на улицу корректурные листы.
— Зачем он туда пошел? — спросила она, когда я уселась на место.
— Кто и куда?
— Януш. Куда-то.
— Куда — не знаю. А зачем… Минутку.. А, ну да. За показаниями изнасилованной Хани.
— И на кой ему эта Ханя? С ней и так все ясно.
Зачем из нее выбивать еще какие-то показания, что она может новенького сказать?
— Никто из нее ничего не выбивает, она сама выразила желание дать новые показания.
Гражинка не столько успокоилась, сколько сникла. Без складу и ладу вдруг принялась рассуждать о глупости молодых девушек, потом без всякого интервала перескочила на глупость пожилых дам. Я не очень внимательно слушала, не поняв, имеет ли она в виду меня или Веронику.
Впрочем, о себе я все знала и без Гражинки, а Вероника у меня уже в печенках сидит, так что я перестала слушать и переключилась на размышления о Ксавусе.
Никаких сомнений: главного свидетеля допрашивали по-идиотски. Шуровал в кабинете, слышал, прятался, пришли жертва и убийца — все это глупости. Что с ужином Вероники? Ведь она же его ела, так сколько времени этот кретин там прятался? Или, может, ужин слопал Патрик?
Вместе с кошкой? А потом занялся домашним хозяйством, мытьем посуды…
Все это не укладывалось во времени. И где Антось? Вертелся там со своим дружком, поделив функции: Антось устраивает погром, Куба ищет брактеат? И что? В таком многочисленном обществе Патрик крушил тетку топором?! А когда Ксавусь побывал в ванной, когда дотронулся до держалки для туалетной бумаги: до убийства или после? И зачем? Надо было составить поминутный график действий всех фигурантов!
Гражинка тем временем постепенно освобождалась от стресса. Из ее дальнейших высказываний я вдруг поняла, что теперь главным источником ее переживаний стал не Патрик, а тетка. Точно, она сейчас жаловалась на тетку.
Ей, Гражинке, приходится скрывать всю аферу от тетки, иначе назойливыми расспросами и ненужными советами та всю жизнь ей отравит.
Именно из-за тетки девушка вынуждена казаться спокойной и демонстрировать благостное настроение, чтобы у той не зародились глупые подозрения. А обстоятельства, к сожалению, складываются так, что именно сейчас Гражинке приходится постоянно находиться у тетки.
Ежедневно видеться с ней — это невыносимо!
А совсем отдалиться от престарелой родственницы Гражинка не хотела бы, ведь это последний родной ей человек, больше из родни никого не осталось, и вообще, если по-честному, так это золотой человек. Но невыносимый.
И ей, тетке, никогда в жизни не понять, что на этом свете существует такая вещь, как любовь.
Нет, эта глупость непростительна, и нечего из-за нее переживать. И когда Гражинка все же начинает переживать, тетка просто смеется, а Гражинка не в силах выносить насмешки и издевательские замечания. Вернее, оскорбительные. Или все же издевательские? Все равно невыносимые! И что бы я ни думала, ее, Гражинкина, истерика, которую она мне изредка демонстрирует, вызвана не столько Патриком, сколько теткой. Одного Патрика она уж как-нибудь бы вынесла, но двоих мучителей — это уже слишком.
Мимоходом подумав, что Гражинкина тетка очень похожа на одну мою подругу, я вернулась к своим размышлениям. Куда более меня занимали вопросы расследования, чем глупая тетка.
Ведь мы так и не знаем, какого черта вдруг все подозреваемые устремились в пустой дом Баранека?
Какого черта Патрик вынес из дома Фялковских нумизматическую коллекцию, которая и без того принадлежала ему по закону?
Какого черта с таким упорством, с таким яростным упорством разыскивал он Кубу, единственного свидетеля своего преступления? Чтобы убить его? Так почему не убил, а подсунул глинам на блюдечке с голубой каемочкой?
Гражинка замолчала, должно быть, выговорилась и притомилась. Я не стала вливать в нее подкрепляющие напитки, раз она приехала на машине и на ней же собиралась уезжать. Это она так сказала, я же подумала: скорее всего, ее машинке придется какое-то время попарковаться перед моим домом.
Что-то слишком долго нет Януша, а жаль, судя по запахам, курчонок в духовке уже готов.
На столе все еще лежал нумизматический хлам Фялковского, потому что я так и не решила, что с ним делать. Мое терпение истощилось. Сколько можно вот так в бездействии сидеть и ждать?
Надо чем-то заняться.