Убойная марка

— Точно, пан старший комиссар! И сама по себе глупая, да еще Завадская подлила масла в огонь, чтобы отомстить Веславу, напустив на него эту дуреху. Никаких следов насилия нет, уже сошли, по словам Рудек, а тогда, по горячим следам, она не пошла за справкой в поликлинику, думала, по-хорошему все уладится.

— А когда это было?

— Почти полторы недели назад, одиннадцатого.

— Когда?!

— Одиннадцатого.

— Точнее! Она говорила, во сколько именно? Утром, вечером?

— Говорила. Уже смеркалось, когда они пошли в их новый дом, где-то около шести, а вышли около одиннадцати.

— Долго же он ее насиловал, — вырвалось у меня.

— Крепкий парень, — подтвердил комиссар. — Главное же.., значит, убить Фялковскую он не мог.

А она не соврала, твоя глупая Ханя?

— Никак нет, соврать — это не для ее ума дело, — презрительно фыркнул сержант. — Злость ее так и распирает, шипит, как разъяренная кошка. А если бы знала, что предоставляет парню алиби, ни в жизнь бы не призналась!

Очень уж она зла на него. Мы бы тогда ни о каком насилии и не слышали.

— Вот и получается, что парню ее злость оказалась во благо, — философски заметил старший комиссар. Вспомнив, что в кабинете присутствует посторонняя особа, он обратился к этой особе:

— Вот видите, только возникнет новая версия — и сразу рассыпается в пух и прах.

Однако все же допросить Копеча придется. А ты, Тадик, возьми вот эти штучки, пусть Метек отпечатки немедленно проверит. Да, проше пани, работки вы нам подбросили, но я рад. Так, между нами, я лично на Бирчицкую не ставлю, это прокурор в нее вцепился, а не я. Хорошо, мы ее отпустим под вашу ответственность. Только пусть из страны пока не выезжает.

Я заверила, что охотно беру на себя такую ответственность, это в моих интересах, Гражинка нужна мне в Варшаве, а не где-нибудь на антиподах.

— Ага, вот еще что, чуть не забыла, — скороговоркой добавила я. — Ведь в деле об убийстве некоторым образом замешаны и мои интересы.

Я давно хотела купить у Фялковского его филателистическую коллекцию, к тому же именно по моей просьбе пани Вероника дала возможность моей сотруднице ознакомиться с данной коллекцией. Теперь же, после смерти пани Вероники, коллекция, по всей вероятности, перейдет к очередному наследнику. Могу я у вас узнать, кто он и как с ним связаться? Пока он не разбазарил коллекцию. Там есть одна марка, которую я давно ищу. Если не трудно, его фамилию. Старший комиссар не сразу назвал мне желанную фамилию, сначала хорошенько подумал, не нанесет ли это какого-либо ущерба следствию. Решив, что не нанесет, заглянул в папку — Каминский, из Варшавы. Патрик Каминский.

— Как?!

— Патрик Каминский. К счастью, имя довольно у нас редкое, ибо Каминскими пруд пруди. Адрес нужен?

Еще бы, конечно нужен, но я от неожиданности лишилась голоса. Езус-Мария! Гражинкин Патрик! Комиссар не стал дожидаться ответа и сам назвал адрес:

— Доротовская, два, квартира восемнадцать.

Телефон: 822-48-16. И если пани еще что-нибудь придет в голову, пожалуйста, свяжитесь с нами.

Вот наши телефоны…

Я взяла клочок бумаги с телефонами и вышла, хотя голова просто лопалась от множества новых идей. Хватило выдержки и ума сообразить — пока не время их обнародовать.

Точнее, я только собиралась выйти молча, однако мне не суждено было довести до конца сей процесс. Помешала жертва насильника Веслава. Предоставленная самой себе, жертва не усидела в камере для задержанных и выскочила в коридор с протестующим криком:

— Это что ж такое, пан взял да так просто и ушел? А я тут должна сидеть! — И вдруг обратилась прямо ко мне:

— И пани тоже хороша, по виду вроде бы приличная женщина, а за меня не вступилась. Слышали же, какой он негодяй, и не. жаль вам бедной девушки? Ведь он такая мразь; такая мразь, размазня ничтожная. Ему, видите ли, девицы захотелось. Невинной! А чем я хуже?

Пусть пани сама скажет: или он женится, или за решетку его! Не очень было понятно, кому я должна это сказать и на каком основании, да и не было у меня возможности говорить. На крик оскорбленной девушки в коридор ринулся сержант, задержавшийся в кабинете начальства, и с такой силой толкнул меня в спину, что я, чтобы не упасть, вынуждена была ухватиться за случайно проходившего мимо мужчину в штатском непонятно какого звания. Тот пошатнулся, и неизвестно, чем бы это все закончилось, не иначе как на полу в полицейском коридоре образовалась бы куча мала. Однако сержант оказался ловким малым, успел нас со штатским схватить в объятия, благодаря чему все удержались на ногах.

— Господи боже мой! — каким-то странным голосом произнес выскочивший вслед за сержантом старший комиссар.

Девица почему-то с большим удовлетворением откомментировала происходящее:

— А что я говорила!

Если во мне оставались еще какие-то сомнения, теперь они окончательно развеялись. С этого момента я решительно была на стороне насильника, у меня даже мелькнула мысль платить за него алименты этой выдре, хотя даже мне стало ясно: случившееся никак в разряд насилия не занесешь. Не контролируя себя, я громко заявила: