Убойная реприза

– А что, правда, хорошо проводили! – подтвердил псевдоадмирал. Он расстегнул мундир и сидел, откинувшись на стуле, любуясь собой. – Я, во всяком случае, доволен!

– А я бы хотела, чтобы пришли все, с кем я училась. У нас такой дружный класс был! – сказала Раиса. – И в институте тоже… хорошие были ребята.

Старенький якобы генерал задремал, а проснувшись, бодро объявил, что с покойным он бы пошел в разведку, и если бы того ранило, отдал свою кровь.

– А какая у вас группа? – спросил якобы эмигрант, вспомнив что-то свое.

– Ты ешь, закусывай, закусывай, – сказала ему его не якобы жена.

– А помнишь, – повернулась Раиса к Эдику, – с нами на «Огни магистрали» ездила Таня? Она сейчас где?..

– Тыс-с! – приложил палец к губам Эдик.

Налимонившийся Сеня, наклонившись к молодой паре, полагая, его не слышно, громко рассказывал анекдот про блондинку. Я было шикнул, но заказчик разрешил: «Пускай, теперь уж…» Эдик не позволил смазать концовку и снарядил молодежь увести артиста. А подумав, удалил и массовку, поманив в коридор на расчет.

Прошло еще с полчаса, и остались мы с заказчиком одни… он, потому что – он, а я, потому что – я. Водка в последние годы не смывала, а умножала внутреннюю неутеху. Поэтому я почти не пил. А Борис – так звали сына покойного, пил, не пьянея. На мой осторожный взгляд объяснил:

– Я никогда не пьянею. Если перебрал – засыпаю. А отец не пил… никогда. Нас с братом поднимал… Без матери мы… – Борис оглядел пустой полутемный зал, будто хотел увидеть кого-то. – Родни не было – отец один… детдомовский он. Все для нас, а я – стеснялся, что он дворник. В школе каждый сентябрь анкеты заполняли – серый день для меня: матери нет, отец – дворник. У других – инженер, у Мурата – летчик какой-то арктический, у Леньки – артист, а у меня… Не пил, все у нас с братом: велосипед, пальто, ботинки… телевизор. Всё для нас. Говорил иногда: «Пойдем погуляем», а я – стеснялся…

Борис налил водки в фужер, смотрел вбок. Я понимал, что ему нужно выговориться, и осознавал, что потом он меня возненавидит.

– Женщина у него была – в дом ни-ни! Я видел ее – хорошая баба, а он – ни-ни! Так вот, бля, живешь и не думаешь, а сейчас – хули говорить!

Он выпил махом водку, потянулся вилкой закусить, швырнул вилку на стол.

– И что толку, – сказал зло, с обидой, – брат в лагере помер… убили, наверное, гоношистый был. Работать не умел, а: я! Я!.. Красивый, правда… я по сравнению с ним – обезьяна, хотя тоже не урод. И что обидно – красивый, все есть… ну, что мальчишке надо, все есть, а он – воровать! А почему? Я скажу почему: не хотел жить на деньги дворника! Гордый, бля, красивый и… по тюрьмам, лагерям! А отец ему туда посылки, на свидания… И я вот тоже… детей нет, жены – нет. Как думаешь, почему Бог не дает детей?

Я пожал плечами. На душе было мутновато, если кто-то рассказывает об ошибках – невольно думаешь о своих. Да и брат у меня тоже был, и тоже… Я налил водки, спохватился и отодвинул рюмку. Борис смотрел на меня, не мигая.

– Я думаю, за неуважение своих родителей, – ответил он сам себе. – Кому-то делает, что дети их не любят… ну там есть шанс исправить, а некоторым, как топором… бац! – Он рубанул ребром ладони по столу.

Упал нож.

– Мужик придет, – невпопад пошутил я. – Примета такая…

– Теперь уж не придет…

Борис откинулся на спинку, достал мобильник, потыкал пальцем, распорядился:

– Миша, отвезешь человека домой и возвращайся. Вам, наверное, пора, – сказал мне, убирая телефон. – Спасибо. Смешно вы там… по телевизору.

Он возвращался к привычной жизни…

Весь следующий день… смотрел ли я «Новости» – видел лицо Бориса, смотрел ли в окно – передо мной его глаза с немым вопросом: «Как же так?» Чтобы затмить, представлял Ленина, Карла Маркса… Жириновского, сыпящего словами: «Подонки! Мерзавцы!» Даже поющего Филиппа Киркорова – не помогало! Облик, вызванный усилием воли, будто кто ластиком стирал, и вместо него – лицо Бориса.

Вечером позвонил Эдик.

– Витя, привет, – приветливо сказал он, проверяя, как я и что.

– Привет, – отозвался я.

– Ты напрасно расстраиваешься, – сразу и точно понял он мое настроение. – Все было хорошо. Заказчик, я звонил ему сегодня утром, – доволен.

– Я рад за него, – сказал я. – И за тебя тоже.

– Подожди, не клади трубку, – попросил Эдик, – есть дело, тебе точно понравится!

– Нет! – сказал я с решительностью, получая удовольствие от своей решительности.

– Ты сначала выслушай! – не унимался Эдик.

– Нет, – повторил я надменно и, перехватив взгляд жены, насторожившейся, что я от чего-то отказываюсь, смягчился: – Сейчас нет времени…

– Ты послушай сначала, – не унимался Эдик, – тебе понравится, делать почти ничего не надо!

– Два раза посотрудничал и хватит! – твердо сказал я, потому что жена ушла на кухню.

– «Два» не то число, на котором надо останавливаться, – добавил мистики соблазнитель. – Давай так: приедешь, поговорим, если не понравится – твоя воля!

Жена опять прошла мимо, ошпарив мне спину взглядом.

– Ну… в общем…

– Завтра часика в два сможешь подъехать?

– «Два» не то число, – напомнил я.

– Ну хорошо – в три!