Убойная реприза

…Рассказы, повести, поэмы, романы, пьесы Некрасова – когда я открываю какой-нибудь толстенный том собрания сочинений, повергают в смятение. Кажется, я сейчас переломлюсь в пояснице и упаду двумя половинками. Я ставлю том на полку и… вижу, как за письменным столом сидит сосредоточенный носатый человек и пишет, пишет. А за окном снег, а за окном осень… а за окном лето, проходят годы… А потомки будут мусолить его имя в связи с карточными играми. И только другой носатый и умный посвятит ему большую часть своей творческой жизни, будет отмечен за это в Англии и надолго прославится у себя на родине, как автор… «Мойдодыра», «Мухи-Цокотухи», «Тараканища» и «Федориного горя». А другой носатый включит его переделкинскую дачу в список памятников истории местного значения, и литфонд будет потом неоднократно судиться, дабы вышвырнуть все, и где нынче музей. И кто скажет за это мне «спасибо»?

– Тогда, – подарочно произнес я, – кто нам мешает – тот нам поможет! Кстати, откуда эта фраза? – насторожился я, до конца жизни напуганный заимствованием – читай: воровством реприз, и вынужденный вычеркивать свои, потому что их уже своровали и люди могут подумать, что своровал я! А многие не гнушаются! А многие даже ведут охоту за репризами в Интернете. На днях молодой автор-юморист, отставив ножку, листочками потряхивая, читает самозабвенно: «Меняю сорокалетнюю жену на две по двадцать!» Зрители смеются, и я – тоже, потому что эту шутку я слышал впервые в 1957 году. В том году в Москве бурлил Международный фестиваль молодежи и студентов. А еще раньше, лет двести назад, француз Жан де Лабрюйер размышлял: «Не знаю, что лучше – дурно шутить или повторять хорошие, но давным-давно известные остроты, делая вид, что вы их только что придумали». Многие современные хохмачи твердо знают: лучше повторять!

– Это из «Кавказской пленницы»! – вспомнил я. – А мы назовем свою вещь тоже по-толстовски – «Война и мир»!

Что творят! Утром звонок – вскочил, как ошпаренный, к телефону – мало ли что?! Каждый день в Москве убийства, пожары… Схватил трубку, а из нее: «Дорогие москвичи, стоматологическая группа… предоставляет свои услуги… наш адрес…» Отняли кусок сна, кусочек нервов! Напомнили, гады, зуб надо лечить! Ну, за что? В тарелку кладу куски самые невкусные, на улицу выхожу – первым здороваюсь с соседями, чуть даже не со столбами! На сцене одеяло на себя не тяну, вполне довольствуясь краешком простыни, за что? Курить бросил еще до школы – лет в шесть. Правда, это первый раз, последний, бесповоротный – пять лет назад. Водку не пью, ноги вытираю еще за два квартала до подъезда, за что?! Не завистливый, не жадный: в студенческом отряде, когда на итоговом собрании предложил перечислить заработанные деньги в Африку голодающим – чуть не поколотили, за что?

На кухне включил телевизор, пощелкал пультиком – везде слащаво о пустяках. Так говорят с приговоренным больным, стараясь отвлечь его от мыслей о смерти. Приторнее всех улыбался ведущий – хорошо известный мне пройдоха. Казалось, достанет сейчас из-под стола револьвер и будет прям сквозь экран палить в людей! И причмокивать от удовольствия. На другом канале ведущий, неумело заискивая, беседует с актрисой – у нее день рождения. Чуть не каждую неделю мелькает на экране в старых фильмах, а сейчас кокетничает, скрывая возраст. Недавно выступали мы в одном концерте, как о наболевшем рассказала: «Была в Доме кино, и там выходит на сцену, я в зале сидела, эта звезда ихняя… жопелька ма-а-ленькая!» Такое не запомнить было нельзя.

Поставил чайник на газ, достал из холодильника пакет шестипроцентного молока. На днях спохватился: почему в последнее время молоко ни разу не скисло? Оказалось, добавляют туда что-то. Вот добавлять бы тоже что-то в людей, а то уж очень быстро они…

А как я? Прошел в ванную, посмотрел в зеркало – глаза будто не мои. Будто кто-то другой снисходительно смотрит на меня. Будто…

Однако пора было приниматься за работу. Но сначала употребить кофе с молоком и булочку «Свердловскую». Интересно, выпекают ли в Германии булочку «Гебельсовская»? А в Чили – «Пиночетовская»? Оно, конечно, понятно, что булочка названа не по имени революционера, я по имени города его имени, который нынче носит имя другое. Как не понять это живущему в России? А тем паче – в Москве, где станция метро «Тургеневская» названа по имени площади «Тургеневской», которая названа в честь библиотеки Тургеневской, которую сломали, чтобы – расширить площадь. Как не понять человеку, отслужившему три года в ракетной части, где всех старших офицеров американцы знали по имени, а мы летом восьмигранники бетонных стартов обкладывали дерном, чтобы их геометрию не было заметно из самолета, которые там не летали. И когда на соседней площадке взорвалась ракета, слава Богу, без головки, мы до ночи не ведали, что же произошло? И только ночью из «Голоса Америки» узнали, что при проведении регламентных работ по вине младшего сержанта Макарова…