Уборка в доме Набокова

Когда дверь за Марджи закрылась, я осведомилась у парней, что означает буква «Р».

— Разговоры, — ответил Уэйн. — Они много разговаривают.

— А вы что делаете?

Его явно озадачил мой глупый вопрос.

— Слушаем.

Сид сказал:

— Иногда такое можно услышать. Тайны. Которых никому еще никогда не открывали.

— Все началось, когда она впервые сказала мне, чего ей хочется, — сказал Дженсон. — А потом начала пересказывать все, чего ей когда-либо хотелось.

— А почему? — поинтересовалась я.

— Говорит — я ее понимаю.

Машина приказала долго жить

Машина приказала долго жить на обратном пути из Онеонты, куда я отвозила детей. Джон вызвался за ними приехать, предупредив, что моему «рыдвану» такое путешествие не по силам, но я хотела каждую мыслимую секундочку провести с детьми. До Онеонты мы добрались, но, когда я собралась обратно и сдавала назад от дома Джона, раздался какой-то скрежет. Еще до того, как показался указатель «Добро пожаловать в Онкведо!», машина начала издавать такие звуки, что я поняла: это конец. Я сделала то, чего делать не положено: сняла номерные знаки, запихала их в сумку, погладила машину по капоту и бросила ее на обочине. Шагая прочь и побрякивая сумкой, я некоторым образом скорбела, но меня совсем не удивляло, что давний папин подарок наконец проделал свой последний путь.

Была вторая половина дня, поддувало — наконец пришла оттепель. В Онкведо первый вестник весны — грязь. В придорожных канавах шумела солоноватая талая вода. В лужах плавали червяки, заполняя воздух утоплым запахом, а я шагала по пустынной дороге. Шагала быстро и целеустремленно, будто я в большом городе. Я понятия не имела, далеко ли до дому и доберусь ли я туда до темноты.

Потом я увидела знакомое экспериментальное картофельное поле вайнделлского биофака, а за ним — лес, где несколько раз гуляла с Матильдой. В прошлом году здесь экспериментировали с каким-то удобрением, после чего все лягушки в окрестных канавах окрасились в голубоватый цвет. Теперь на столбах по краям поля висели объявления, предписывающие мыть обувь и не устраивать здесь пикников. Я обошла поле по краю и устремилась в лес.

Лес был серо-коричневым, зелень пока не проклюнулась. Голые ветви. На земле — подмерзшая местами грязь. Если выкинуть из палитры цвета грязи, весь окрестный пейзаж исчезнет. Я сообразила, что знаю дорогу домой, знаю, как пройти через лес, — благодаря прогулкам с Матильдой. Мне даже был знаком замерзший ручей, рядом с которым петляла тропинка, его извивы, плоские камни по берегам. Я слышала, как лед потрескивает под напором бурлящей снизу воды. Из дупла выглянул дятел, уставился на меня. Я замерла и уставилась на него. Чувствовала, как кровь течет по жилам, будто вода подо льдом.

Людей вокруг не было, и в кои-то веки мне это пришлось к душе. Быть в лесу одной — мне это казалось правильным. Страха не было. Нет, я не чувствовала себя здесь собой, но, в отличие от прилизанного города, лес был диким, вольным, неуправляемым. Я подумала об этом. Мой дом стоит у леса, рядом с дикой природой. Мне это нравилось, гармонировало с моей натурой. Здесь может произойти все что угодно.

Я вышла из лесу с противоположного конца, совсем рядом с домом. Соседи хмуро прогуливали собак вдоль обочин. Было то самое время года, когда из людей вылезает все дурное. Новогодние обещания уже забылись. Никто не бегал трусцой. Я буквально слышала, как пыль оседает на абонементах в фитнес-клубы, как размораживают шоколадные торты, как орут на супругов. На миг мне вдруг стало приятно от мысли, что от меня никто ничего не ждет — ни стройной талии, ни доброго отношения.

Дома, даже не сняв куртки, я налила себе чаю и, набравшись храбрости, позвонила Грегу — пригласить его к маме на свадьбу в качестве моего кавалера. Я рассчитывала, что оставлю ему на автоответчике сообщение с номером своего телефона, а потом, когда он перезвонит, не подниму трубку. Я знала, что все это против правил: так не назначают свиданий и уж всяко так не назначают третье свидание. Он познакомится с детьми и с моей матерью, увидит меня в дурацком платье — все сразу.

Но я не стала себя останавливать. Чай на какое-то время пробудил во мне храбрость. Я набрала номер. В поисках вдохновения смотрела в сумку, на номерные таблички, — какой же долгий и славный путь проделала эта машина.

Грег подошел к телефону.

— Привет. — Я ринулась с места в карьер. — Я понимаю, что это дурацкая мысль, но моя мама решила еще раз выйти замуж. На сей раз — за папиного врача. Я вот и подумала, не согласился бы ты пойти со мной на свадьбу?

— А ты мне заплатишь?

По тону было слышно, что он шутит.

— Если хочешь, — ответила я.

— Вот уж правда дурацкая мысль. — Повисла пауза. — Я пойду с тобой, если до того ты поплаваешь со мной на лодке.

— Холодно, — воспротивилась я.

— Да. — Он ждал.

Я отхлебнула чаю, подумала.

— У тебя есть пиджак?