Уборщица. История матери-одиночки, вырвавшейся из нищеты

– По-моему, просто идеальный вариант.

Мия, которой было уже два с половиной года, наслаждалась жизнью на ферме с Тревисом. Я, честно говоря, тоже была довольна, но, в основном, потому, что совместная жизнь с ним наконец-то избавила меня от клейма бездомной и матери-одиночки.

– Как-как? – переспросил Тревис с недовольным видом. Похоже, он не расслышал и половины из того, что я говорила. Он был одет так же, как на нашем первом свидании. Я попыталась вспомнить, что почувствовала, когда мы с ним впервые обнялись. Это было год назад, и тогда в его объятиях я ощутила безопасность и покой. Теперь же между нами постоянно витало взаимное недовольство.

– Работа с частичной занятостью, в утренние часы, – продолжала я, идя за ним следом, пока он закреплял прицеп позади трактора, – и если Мия будет оставаться до вечера в детском саду, то я даже смогу помогать тебе на ферме.

Я убеждала сама себя, что работа на ферме – это что-то вроде моего взноса за жилье. Но мне требовались живые деньги, хотя бы на тот же бензин.

Он поглядел на меня без всякого выражения.

– Я буду много работать. Буду чистить конюшню, – уже почти молила я, отбросив всякую гордость. – Буду кормить и поить лошадей. Буду стараться готовить ужин, хотя ты знаешь, что я это терпеть не могу.

– Мне плевать на ужин, если ты помогаешь на ферме, – сказал он. Потом вздохнул.

Я помолчала.

– Помоги-ка закинуть еще вот эти снопы, – сказал он, забираясь обратно в трактор.

– Так как ты считаешь, надо соглашаться? – прокричала я, чтобы он меня услышал за шумом мотора. Он недовольно глянул сверху из кабины, но ничего не сказал. Оставалось только плестись за трактором, нагруженным соломой, дальше к сараю.

Была зима 2009 года, экономический спад, когда люди не могли себе позволить держать лошадей ради развлечения. Доходы от конюшен, принадлежавших Тревису и его родителям, упали как никогда низко, а цены на люцерну и стружку, которой засыпали стойла, только росли. Большая часть оборудования на ферме пришла в негодность от старости. Его родители устали поддерживать бизнес на плаву и надеялись, что Тревис возьмет на себя большую часть дел. В теплый сезон он работал с утра до вечера, проводя в тракторе по двенадцать часов в день, а зимой чинил поломанную технику и промерзшие трубы, успевая по утрам вычищать стойла лошадей, которых в конюшне было от сорока до восьмидесяти.

Я поглядела вверх, сквозь соломенную пыль, витавшую в воздухе, и с удивлением увидела, что Тревис мне улыбается. Нам оставалось измельчить еще где-то половину снопов. Солома усыпала его красную бейсболку и толстовку с капюшоном. Он протянул руку в рукавице, чтобы потрепать меня по голове, но я увернулась и бросила в него пригоршню стружки. Тревис рассмеялся, и голубые глаза осветили все его лицо.

Агентство Дженни было очень хорошо организовано – по крайней мере, мне так показалось. Она записывала сведения обо всех своих клиентах в ежедневник, который носила за собой, как дамскую сумочку. В мой первый рабочий день она вручила мне набор чистящих средств и рулон бумажных полотенец. Мы встретились с ней и еще несколькими женщинами возле дома клиента, большого коричневого особняка, смотревшего на долину. Дженни не представила меня остальным, просто сказала: «Это новенькая», – и все они по очереди мне кивнули, но не подошли, чтобы пожать руку или просто посмотреть в глаза, а продолжили выгружать коробки с инструментарием из багажников своих машин. Дверь открыла клиентка – пожилая дама с седыми буклями, улыбавшаяся так, будто мы гости, которые явились на чаепитие. Все разошлись по разным комнатам, а я осталась стоять, дожидаясь инструкций.

– Убери в главной спальне и в соседней тоже, если времени хватит, – сказала одна из уборщиц, самая старшая. Кажется, ее звали Трейси. Она указала на комнату с кроватью и мягким розовым креслом и ушла, прежде чем я смогла задать ей хоть какие-то вопросы.

Когда я почти закончила с главной спальней, пришла Дженни и стала проверять мою работу. Поначалу ее лицо ничего не выражало, но потом она улыбнулась и сказала: «Все отлично», – и исчезла снова. Все уже собирались, когда я вышла из комнаты, и Дженни сказала: «Просто езжай за нами в следующий дом». Так продолжалось всю первую неделю. Мы целой командой высаживались возле дома, расходились по разным комнатам, а закончив, собирались у выхода. Так наша колонна потрепанных машин переезжала от клиента к клиенту.

Всем заправляла Дженни: со светлыми волосами розоватого оттенка, собранными в тугой хвост. Она держалась так, будто была королевой красоты в школе и ожидала, что люди и сейчас должны ею восхищаться. Когда она инструктировала меня, как убирать – не важно, спальню или ванную, – то всегда с улыбкой говорила: «Все должно блестеть!» Я спрыскивала плитку чистящей жидкостью и протирала бумажными полотенцами, смахивала пыль метелкой из ярких перьев, а перед выходом брызгала в комнате освежителем воздуха.