Эдвард с замиранием сердца подкрался к двери уборной. Прежде, чем стучать, глубоко вдохнул, выпрямил плечи и поправил сюртук. Его лицо изображало старого приятеля, забредшего сюда по обыкновению.
— Кто там? — послышался её голос.
Эдвард приоткрыл дверь.
— Почтальон, — по-лакейски, как привык, произнёс он. Почему именно «почтальон», и
сам не знал.
— За марками? — подхватила Марго, улыбаясь.
Эдвард вошёл и сразу наткнулся глазами на фарфоровую корзину, полную цветов. Такие цветы в народе называли «райскими птицами», но Эдвард их никогда не любил — холодные, чужие, хвастливые цветы. Сбоку на корзине он заметил золотой оттиск изображения летящего орла, держащего в клюве перевязанную квадратную коробку.
Она сидела на пуфике перед трельяжем, готовая выходить к третьему акту. На
трельяже рядом с коробочкой с гримом и пузырьками с правой стороны светился экран открытого лэптопа.
— Садись, мил человек! Спасибо, что зашёл, — указала она на мягкий, обитый золотым
шёлком диванчик.
— Чем могу быть полезен? — сразу выпалил Эдвард. Он собирался ни в коем случае
этого не спрашивать.
— Сделай-ка мне баньку! Я купила дом недалеко от моих друзей, а бани там нет. Ну, то
есть, она есть, но её надо переделать. Мне вот эта нравится, — и она показала на компьютере недавно законченную красоту, что он навёл у Валентины Ивановны.
Сказать, что Эдвард расстроился от такого прямого и незатейливого предложения,
значит, ничего не сказать. Он весь сник, даже согнулся, внутри у него хрустнуло и закололо. Столько лет никто ничего не знал! Столько лет он жил вместе со своими тайными проектами, эскизами! Доставал нужное ему дерево, покупал с любовью лучшие инструменты! А самое главное, вынашивал разные образы, придумывал сюжеты.
И кто первый его разоблачил? Естественно, Марго. Да как такое могло случиться?
— В театре ещё кто-нибудь знает? — поникшим голосом спросил Эдвард.
— Не бойся, я никому не скажу, — заговорчески прищурилась Марго, — по рукам? — и
подставила ему холёную кисть с пальцами, унизанными кольцами.
— Сначала съезжу посмотрю, — буркнул Эдвард.
Она дала ему адрес, номер мобильного телефона и ключи от нового дома.
— Давай во вторник, — предложила Марго.
Эдвард посмотрел на отражение в зеркале трельяжа и вздрогнул, встретившись с ней глазами.
Так и порешили.
В этот вечер на её игру он впервые смотрел другими глазами. Каждое произнесённое
слово казалось острее, а знакомый до боли сильный и ясный голос зазвучал новыми нотами спрятанной нежности и бархатистости, пробуждая сопереживание у зрителя. И полное недоумение у Эдварда.
Всю ночь он ворочался с боку на бок, придумывая идею для её бани. Часам к пяти
наконец заснул с чувством удовлетворения. В целом придумал.
На следующий день, спускаясь по Тверской в сторону Красной площади, он постоянно крутил мысль о том, что не знает, куда девались все эти семьдесят лет жизни. И как так могло получиться, что толком даже нечего вспомнить. Ничего выдающегося он не совершил, артистом настоящим не стал, а весь свой жизненный опыт может уместить на куске небольшой деревяшки. Он шёл от тяжело больного, практически умирающего от рака старого приятеля, Вовки Александрова. Учились вместе в театральном, но на разных курсах. Сблизились на гастролях в Пензе. Вовке было шестьдесят девять. Всего-то! «Да, короткую нам отмерили жизнь», — посетовал Эдвард.
Он любил Тверскую, точнее, улицу Горького. Шёл медленно, смотрел по сторонам, на витрины и думал ещё и о Марго. Тоже не девочка. Но вот от кого бы поднабраться жизненной силы, так это от неё. Булавину не брал возраст. Она каким-то чудом сохранила прямую спину, ясный взгляд и изящную походку. После разговора в уборной его ненависть к ней заметно притупилась. Ему даже пришла в голову шальная мысль купить новые джинсы, и он прямиком отправился в ГУМ. Петухов не любил дешевых магазинов и плохого качества. Дешёвое безвкусное тряпьё он оставил в первой половине жизни.
В ГУМе, уже почти на выходе, он неожиданно встретил Валентину Ивановну. Она всегда была в хорошем расположении духа, всегда отлично выглядела и встретить её было настоящим удовольствием.
— Вы получили заказ от Марго? В самом деле? Вот чудеса! Я же ей не говорила, кто мастер, — удивилась Валентина Ивановна.
— Как не говорили? — опешил Эдвард.
— Она была у меня недавно в гостях, это так. Мой брат, Костик, настоящий её поклонник. Булавина — талантище! Если бы вы знали, Эдвард, как она мила в жизни! Такая хохотушка, выдумщица. Мы давно её знаем. Я считаю, её мало снимают в кино.
— В современном кино ей просто некого играть, — пожал он плечами.
— Почему мы так охладели к классике? Всегда хочется новых прочтений, постановок! И не только Шекспира и Чехова. Вы простите меня, — она бросила взгляд на ручные часы, — меня муж ждёт, а по пробкам я могу вовремя не успеть.