Убрать слепого

По мере приближения к дому, в котором жила Майя, мысли генерала все больше занимало предстоящее свидание. Только бы не пришлось выкидывать из квартиры очередного «водопроводчика» или «родственника» – без штанов и пьяного в доску, а то и обколотого до полной утраты связи с окружающим миром. Девка была обыкновенной шлюхой, шлюхой по призванию. Она занималась этим не из-за денег – генерал обеспечивал ее весьма неплохо, – а просто потому, что иначе не могла. Она была испорченной насквозь, и вдобавок вороватой и лживой, и генерал отлично понимал, что связь с ней чревата массой неприятностей, но поделать с собой ничего не мог – она притягивала его, как магнитом. То, что она вытворяла с ним, невозможно было описать словами, такого Строев не переживал даже в молодости, хотя никогда не был примерным семьянином. Больше всего его привлекало в Майе именно то, что делало ее ненадежной и опасной – ее распутность, лживость, животная похоть, противостоять которой она не могла и не хотела. Любое извращение она принимала как дар небес и сразу же находила способ извлечь из него утонченное, неслыханное наслаждение. Это была шлюха божьей милостью, и Максим Петрович Строев был просто не в состоянии обходиться без нее, как астматик без кислородной подушки. Она была полной противоположностью замороженной генеральше, гордившейся своей фригидностью не меньше, а может быть, и больше, чем мужниными погонами и собственным высоким положением. Генерал вспомнил высоко взбитые платиновые кудри супруги, по цвету и фактуре больше всего напоминавшие прически дорогих отечественных кукол, ее далеко выдающуюся вперед грудь, монументальную, как нос атомного ледокола, ее округлый животик, тощие, похожие на два сухих сучка ноги, фельдфебельские складки по бокам ярко накрашенного рта, бесцветные глаза под выщипанными в ниточку и заново нарисованными бровями, слипшиеся от туши ресницы, и его передернуло.

Он пошел быстрее, чувствуя привычное возбуждение. Возле раскинувшегося на углу цветочного базарчика он немного сбавил шаг. Укутанная до полной бесформенности молоденькая симпатичная продавщица озорно подмигнула ему, предлагая свой товар.

В высшей степени зазывная девочка, но куда ей до Майи… По сравнению с Майей все женщины казались Максиму Петровичу серыми, словно припорошенными пылью. Он выбрал роскошный букет роз, заплатил, не торгуясь, и, не взяв сдачу, поспешил дальше. Он чувствовал себя молодым. Нелепая и страшноватая фигура майора Сердюка с его изуродованной до отвращения рожей казалась сейчас просто фрагментом полузабытого сна, приснившегося сто лет назад и абсолютно бессмысленного. Тем не менее, сворачивая во двор двенадцатиэтажного панельного дома, стоявшего на тихой улице недалеко от центра, генерал привычно огляделся. Прохожих вокруг не было, только на противоположной стороне дороги, поджидая седока, стоял серебристый БМВ с оранжевым плафончиком частного такси на крыше.

Генерал переложил букет в левую руку, поправил на шее сбившийся от быстрой ходьбы шарф и направился к подъезду, стараясь не слишком спешить.

– Вот он, – сказал Батя.

Слепой окинул быстрым взглядом респектабельного вида мужчину с упакованным в фольгу большим букетом и посмотрел на свой хронометр.

– Как часы, – сказал он с одобрением.

– А я тебе что говорил, – усмехнулся Сердюк, – Каждый вторник, в пятнадцать ноль-ноль… Бывает, что и чаще, но вторник у него – дело святое, пусть хоть Кремль загорится.

– Очень непрофессионально, – заметил Слепой.

– Да он совсем помешался на этой своей бабе… Погоди, ты куда?

Глеб, уже взявшийся за ручку дверцы, недоумевающе оглянулся.

– Туда, – сказал он, делая движение подбородком в сторону приближающегося Строева. – Чего еще ждать?

– Очухайся, мальчик, – сказал Батя. – День, люди кругом, машина у тебя заметная… Пусть в хату войдет, там и прихватим.

Глеб поморщился. Конечно, убивать генерала на улице было опасно, но визит на квартиру его любовницы наверняка означал не один, а два трупа. С другой стороны, если про существование этой девки никто не знает, то генерала найдут далеко не сразу.

Может пройти очень много времени, прежде чем кто-нибудь обнаружит в запертой квартире два тела, и произойдет это, скорее всего, совершенно случайно, если вообще произойдет. Если трупы обнаружат, скажем, через год, это равносильно тому, как если бы их вообще не находили. Просто еще один стопроцентный менторский «глухарь»… Да, Сердюк был прав.

Глеб расслабился и откинулся на спинку сиденья.

– То-то же, – словно прочтя его мысли, удовлетворенно сказал Сердюк. – Гуманист хренов.

Он неторопливо и очень аккуратно навинтил на ствол «магнума» длинный глушитель, лихо крутанул барабан и убрал револьвер за пазуху, не сводя сузившихся глаз с генерала, который, оглядевшись, нырнул во двор.

– Сождем немного, – сказал Батя. – Пусть разденется, а еще лучше в кровать залезет… Надеюсь, туда он свою пушку с собой не берет. Хотя, если верить слухам, этой, бабе все равно – чем, лишь бы почаще.