Находясь в поисках техник Л не заметил, как город накрыло лёгкое вечернее покрывало. Нейтронное светило по имени Э, усталое и сонное, клонилось на неровное западное плечё горизонта. Техник Л вынужден был задуматься о ночлеге. Спать на открытом воздухе среди шуршащего песка и крупных остроугольных звёзд ему не хотелось. Ночи в пустыне были холодными, особенно в раннюю декаду хорейского Месяца, и поэтому техник Л вошёл в первое попавшееся полуразрушенное здание. Как и следовало ожидать, дом был пустым и чёрным, словно выгоревшим изнутри. В доме пахло удручающей пустотой мира. В большом помещении неожиданно полыхали толстые свечи, высотой в локоть взрослого человека. Свечи убого освещали царившее вокруг многовековое запустение. На голых шершавых стенах и потолке плясали гибкие фантасмагорические тени. В одной из комнат техник Л обнаружил бедное ложе, накрытое сверху тяжёлым негнущимся ковром со странным орнаментом стилизованно изображающим битву между духами огня и джинами ночи. Усталость была столь велика, что техник Л не стал разбираться в смысле и подтекстах окружающих его деталей. Не раздеваясь, и даже не снимая каучуковых ботинок, он свалился поверх твёрдого ковра и тут же уснул.
Ему приснился убыш. Вода доставала порога его необитаемого дома под крышей из пальмовых листьев. Она плескалась за окнами - мутная коричневая вода озера Сра. Хижину, стоящую на его берегу, осаждали чёрствые складчатые черепахи. У него были две руки и две ноги, которыми он месил детскую грязь оставшуюся после озера. Иногда он находил там наконечники копий, которыми квадрафиты разили, живущую в водоёме, однобокую рыбу ашгу. Кто я, спрашивал он себя, не зная ещё, что он убыш. Каждая песчинка взывала к нему и всякая рыба воспевала его с глубины и люди протягивали ему ладони полные пористых черепашьих яиц.
Техник Л проснулся оттого, что на лице его прыгал солнечный зайчик. Он лежал в ночной рубашке под широким верблюжьим одеялом. В соседней комнате кто-то быстро ходил, что-то шипело и оттуда доносился запах резкой восточной кухни. Техник Л поднялся и увидел свои вещи аккуратно сложенными. Сверху обширными раструбами темнели тёртые мотоциклетные перчатки. Выйдя из спальни, он встретил женщину явно хоббианских кровей, худую и тонкую, в длинном национальном халате. Она суетилась возле пышущей жаром чугунной плиты. Женщину эту он уже когда-то видел, но в памяти она оставалась смутным дагерротипным пятном.
Заметив техника, женщина подошла и любовно прислонила голову ему на грудь. Её голова с тяжёлыми чёрными волосами пахла, как ночь.
- Когда ты уснул, я не стала тебя будить - сказала женщина - я убралась и тихо сложила твои вещи.
Оторвавшись от груди, она посмотрела технику Л в душу. Как и волосы, глаза женщины были чёрными, массивными и веяло от них верностью и вечностью.
- Странно ты на меня смотришь, как будто с другой звезды - заметила женщина и снова упала щекой технику на грудную клетку - у нас закончились продукты. Надо будет сходить на рынок.
Техник Л чувствовал, как под его руками трепещет и переливается тоненький женский стан. Сердце его учащённо стучалось, словно желая пробиться сквозь частокол рёбер. Это не могло быть сном и ещё он вспомнился неуклюжий схематичный узор на ковре, символизирующий битву света против джинов тёмного начала.
Когда взявшись за руки, они вышли из дому, за порогом их встретил, полный ярких красок и звуков, день. Люди в мягких пёстрых убранствах более не напоминали сомнамбул. Шейша (техник Л неожиданно вспомнил, как звали женщину) осторожно вела техника Л в гуще возбуждённой и галдящей толпы. Пахло малайскими пряностями и жаренным кофе. На улице стояли музыканты, исполняя на древних высохших инструментах какую-то длинную и запутанную мелодию, тянущуюся сюда из дали прошедших столетий. По дороге технику Л встречались разные лица: лица лихварей-амша с нарисованными под веками четырьмя дополнительными глазами, бескровные лица потомков хошширманов, ведущих праздный образ жизни, трудные, цвета перегноя, лица квадрафитов и даже вечно трагичные лица черноногих с густо татуированными щеками. Многие незнакомые технику люди кивали ему своими, обутыми в дикие архитектурные уборы, головами.