— Что с вами, госпожа? — обиженно произнесла девушка.
— Откуда вода?
— Да вот принес, слуга ихний. Даута то есть.
— Векира, — язык еле шевелился во рту, но если она не скажет то, что хочет, то не выживет. — Тебя выпускают?
— Мне можно выходить, — с готовностью подтвердила горничная.
— Принеси воды с кухни. Незаметно.
— Так вы думаете… — Векира умолкла на полуслове. — Я сейчас схожу. У кухарки нашей сосуд есть небольшой, я его принесу, никто и не заметит.
Она вышла из комнаты. Вернулась встревоженная, так что даже забыла дать пить, беспокойно ходила по комнате, то приближаясь, то отходя от кровати принцессы.
— Пить, — вновь попросила Мирела.
— Да-да, сейчас, — горничная достала небольшую глиняную бутылку, спрятанную под фартуком. — Вот, госпожа, пейте.
Принцесса сделала два глотка и больше не смогла. Откинулась на подушку.
— Что случилось? — спросила она, немного отдохнув.
— Госпожа, — Векира виновато смотрела в пол, — откуда вы все знаете всегда? Может, не надо вам знать пока…
— Говори, — потребовала Мирела.
— Отец Узиил… В тюрьме он сидит, госпожа.
— Не может быть! — прошептала, тяжело дыша, принцесса.
— А граф-то Бернт все по вашим делам ездит. И сейчас только вернулся, стоит в коридоре, караулит. Я-то погляжу, ему тоже бежать надо, пока не оказался вместе с матушкой своей… Если уж священников сажают, что дальше-то будет?
Мирела закрыла глаза в тоске. Графу Бернту грозит опасность, а он так нужен ей. Уже одни эти слова, что он переживает и хочет сделать что-то для нее, так утешают. Друзья покинули, отец Узиил брошен в тюрьму, долго ли еще отцу Иавину позволят оставаться здесь?
— Граф Бернт сказал, чтобы я передала вам, госпожа, когда вы очнетесь, что вас правда отравить кто-то хочет, только вы выздоровеете, если этой ведьме Сайхат не поддадитесь. Она вроде жива, то, что ей голову отрубили — это ничего. Но вы с именем Божиим против нее, она Бога боится.
Мирела слушала, закрыв глаза. "Да, Бернт прав. Откуда он узнал обо всем? О том, что отравили ладно — это и так понятно. А вот о том, что Сайхат жива, что убить меня хочет. И ведь действительно, дважды, когда я в бреду произносила имя Божие, ведьма отступала. Значит, не так уж и сильна. Сказали ли маме об этом? Сайхат вот кровь для чего-то нужна. Для чего? Узнать бы… Она все время мамой оборачивается, а я во сне не помню, что это уже было и что нельзя к маме ходить. Нет, Эль-Элион меня хранит. Эль-Элион и…"
Принцесса спросила безжизненным тоном:
— Но есть еще что-то, Векира. Что-то еще случилось, о чем ты мне не хочешь рассказывать, — голос Мирелы так ослаб, что горничная едва различила ее слова.
Векира всхлипнула, и тут же достала платочек, промокнула слезы.
— Все-то вы знаете, госпожа, — заплакала она. — Обо всем-то догадываетесь вы… Матушка-то ваша… умерла вчера.
— Мама… — прошептала Мирела. Горло сжала судорога, но заплакать не смогла — не осталось ни слез, ни сил.
Ночь казалась бесконечной. Отец Иавин заверил, что присутствие графа ничем принцессе не поможет, а если она очнется, то в любом случае первым пригласят духовника, чтобы Мирела успела исповедаться. Но Рекем, рассказав о том, что узнал, караулил возле двери принцессы, будто боялся, что если отойдет, Даут или умертвие Сайхат что-то сделают с хрупкой девушкой.
Далеко за полночь, когда он чуть не сполз по стене, незаметно для себя задремав, Рекем отправился в спальню. Даже если умертвие захочет убить принцессу, он Мирелу не спасет. Его комната теперь находилась на этом же этаже, но чуть дальше по коридору. Она отличалась тем, что на стенах сохранились выцветшие обои, а мебель сюда поставили более изящную, хотя тоже ветхую. Не раздеваясь, он упал на кровать и провалился в беспамятство.
Очнулся от того, что в ухо ему прошептали:
— У Сайхат-то, наверно, помощник есть… — и он ощутил, как чья-то рука скользнула по волосам. Он резко сел на кровати.
— Кто здесь? — спросил, сжимая меч.