Картина была ужасная: стол опрокинут, на полу рассыпаны бумаги, дверца массивного сейфа открыта (ключ торчит в ней), в сейфе тоже какие-то бумаги и несколько купюр россыпью. Пара тысячерублевок валялась и на полу. И тут же, между столом и сейфом, лежал вниз лицом прораб Владимиров. Под телом растеклась кровь, уже загустевшая. Рядом валялся окровавленный строительный молоток. Молоток двойного назначения: круглое било с одной стороны и заострение для колки кирпича с другой, молоток каменщика. Вадик склонился над прорабом, пальцем щупая на шее пульс. Кравцов обратил внимание, что тело будто бы пытались вытащить: кровь не под головой, а дальше, за ногами видны следы волочения. Вадик все нащупывал признаки жизни. Кравцов осмотрел другие детали. В углу стоял стеллаж со стопками рукавиц, новыми строительными касками, ножовками, мастерками и прочим рабочим имуществом про запас. Было и несколько молотков, похожих на орудие убийства. На подоконнике – бутылка молдавского коньяку и два стакана. Бутылка почти наполовину выпита, в одном стакане на дне свежие остатки, в другом – ничего, пуст и сух, даже пылью слегка покрыт.
– Живой! – вдруг вскрикнул Вадик. – Он живой, Павел Сергеевич!
Кравцов быстро глянул на Лазарева и тут же отвел глаза. Но успел заметить, что эта новость оказалась для Лазарева скорее неприятной.
– Вы врачей, надеюсь, вызвали? – официально, как представитель медицины, спросил Вадик Лазарева.
– Вызвали, вызвали.
– Да они вон приехали уже! – сказал охранник.
Врачи уже приехали, а вместе с ними и машина с надписью «Прокуратура». (Замечена, кстати, небольшая хитрость в такого рода надписях. Всем известно, что прокуратура бывает областной, городской и районной, не говоря уж о республиканской. Честнее было бы эту принадлежность в надписях указывать. Но, как правило, частности опускают. «Прокуратура» – и все тут. Так оно значительней и страшнее. Прокуратура же, которая не чувствует себя значительной и страшной, – не прокуратура!)
Следователь Амнистимов (дал же Бог человеку такую фамилию!), мужчина лет сорока, невысокого роста, аккуратный, в костюмчике, быстрый, выскочил из машины и устремился в бытовку. Туда же направились врач и медсестра из «скорой помощи».
– Минутку! – остановил их Амнистимов. – Сначала я осмотрю.
– Надо срочно помочь, он помереть может! – крикнул Вадик.
– Ничего, – сказал Амнистимов. – Час терпел, минуту еще потерпит. Да и все равно вы лечить не умеете! – обвинил он всех присутствующих врачей. – У меня вон флюс был, пошел взрезать. Взрезали так, что заражение крови началось, чуть не загнулся! Лекари!
Амнистимов быстро и четко провел осмотр. Собрал документы. Запихал в пакет бутылку и стаканы. В другой пакет – молоток. Дал указания приехавшему с ним фотографу сделать снимки. Фотограф оказался по совместительству врачом-криминалистом (или, наоборот, был по совместительству фотографом). Окунув палец в кровь, он осмотрел палец, понюхал и сказал:
– Судя по тому, как свернулась, прошло часа два. Или три. Точнее определить не смогу.
После выполнения всех процедур Владимирова на носилках потащили в машину.
– Тяжелый какой, – ворчал шофер. И крикнул рабочим: – Чего сидим? Помогите!
Никто не шелохнулся.
– Да он живой, чего вы боитесь? – удивился шофер.
– Потому и боимся, что живой, – негромко отозвался кто-то.
– А кто вообще первый сказал, что он мертвый? – задал вопрос Кравцов.
Строители переглянулись и не ответили.
Владимирова увезли. Лазарев, все время находившийся поблизости, подошел к Амнистимову и спросил со значением:
– Как поживает Петр Иннокентьевич?
– Это кто?
– Вы свое начальство не знаете? Районный прокурор.
– А... Должно быть, нормально поживает. А вы кто?
– Георгий Георгиевич Лазарев. Председатель здешнего кооператива. Я считаю...
– Ага! – не поинтересовавшись, что там считает Лазарев, воскликнул Амнистимов. – Значит, можете дать показания?
– Никаких показаний дать не могу. Но считаю, что...
– Почему же не можете?
– Потому, что с утра не выходил из дома, прибаливал. И если бы не это событие... Главное, я считаю, что...
– Мало ли – не выходили! Но дела-то вы с прорабом вели?
– Вел некоторые....
– Вот! Должны, например, знать, сколько денег украдено.
– Откуда же я знаю? У него свои расчеты с рабочими, и вообще...
– То есть не знаете?
– Нет.
– Жаль. Тогда пока свободны.
– Что значит «пока»? И вообще, я считаю, – наконец сумел высказаться Лазарев, – что данный факт не должен становиться достоянием общественности. А то знаете, как бывает: произошло убийство – и сразу в газетах сообщают, по телевидению. В нашем случае это необязательно. Сами знаете, какие у нас тут люди живут. Зачем глупыми сплетнями портить репутацию поселка? Прошу передать мое мнение Петру Иннокентьевичу и оформить запрет прокуратуры на данные сведения в интересах следствия.