Учебка. Армейский роман (СИ)

Всю дорогу в казарму Игорь думал об Ольге, о своей любви и о будущей вольной жизни.

К удивлению курсантов для них оставили ужин. Хоть он и остыл, все равно было приятно подкрепиться на ночь. Спать тоже можно было ложиться без лишней суеты. Сдав парадку Черногурову, Игорь пошел чистить зубы. Спать легли где-то в половине второго. «Ну что же — спать осталось чуть больше четырех часов. Но сегодняшний вечер стоил того…» — подумал Игорь, погружаясь в сон.

Глава тридцать пятая Обед с Курбаном

^{Гришневич, несмотря на приказ комбата, отправляет Тищенко в наряд по столовой. Игорю не нравится состав наряда — против него что-то замышляют. Резняк провоцирует конфликт. Гутиковский зовет Тищенко «поговорить». Попытка расправы. Тищенко не сдается. Неожиданная помощь. Тищенко ест рыбу с «дедами»-азиатами, пока остальные моют пол. Расправа не удалась — Тищенко остался победителем. Гутиковский боится, что принял не ту сторону.}

— Так что, Тищенко — ты говоришь, что уже дембель? — с издевкой в голосе спросил Гришневич.

— Так точно, — хмуро ответил Игорь.

— Значит, тебе можно забить на наряды?

— Почему забить? Майор Томченко приказал меня в наряды не ставить.

— Ты знаешь, Тищенко — я вот раньше тебе сочувствовал, думал, что ты и вправду больной… А оказывается, что ты просто большой гофрированный шланг!

— Почему шланг?

— А потому, Тищенко, что я вчера видел старшего лейтенанта Вакулича и говорил с ним о тебе. И знаешь, что он мне сказал?

— Никак нет.

— Он мне сказал, что ты ничем серьезным не болеешь, а просто шлангуешь! — Гришневич в упор посмотрел Игорю в глаза, интересуясь эффектом, который должны были произвести его слова.

Но Игорь разочаровал сержанта совершенно спокойным ответом:

— Он не мог такое сказать.

Но эта невозмутимость далась Игорю дорогой ценой — в душе курсанта все бурлило от возмущения: «Неужели, правда, что ему это сказал Вакулич?! Не может быть! Но зачем, в принципе, сержанту врать? Потому, что он меня не любит. Но ведь я могу сказать про это Вакуличу, и тогда Гришневич окажется в довольно идиотском положении. Может быть, Гришневич просто недопонял, а теперь выдумывает всякий бред?».

Гришневич не выдержал слишком спокойного тона курсанта и взорвался сам:

— Так ты считаешь, что я тебя обманываю, да? Да я таких душар, как ты, на члене вертел! Да я…

Игорь понял, что задел сержанта не на шутку и пояснил, чтобы смягчить ситуацию:

— Я не это имел ввиду. Просто, может быть, вы что-то не так поняли — меня скоро должны забрать на обследование в госпиталь. А после обследования уже и решат — комиссовать меня или нет.

— А ты, небось, комиссоваться хочешь? — ехидно спросил несколько остывший Гришневич.

— Да — хочу. Я болею, и мне здесь плохо, — ответил Игорь и посмотрел сержанту в глаза.

— Придется перехотеть! А раз ты уже на дембель собрался, то неплохо бы тебе напоследок и службу потащить. Как ты считаешь?

Игорь пожал плечами.

— Придется, Тищенко, придется! Резняк!

— Я!

— Как ты считаешь — это справедливо, что ты все два года будешь служить, а Тищенко домой поедет?

— Конечно, не справедливо! — охотно поддержал сержанта Резник.

— Может, кто-нибудь думает иначе? — спросил сержант и посмотрел на взвод.

Игорь был уверен, что не меньше половины взвода думает иначе, но вот слов в свою защиту он так и не услышал. Лупьяненко и Туй старательно рассматривали пол, а Сашин сделал вид, что внимательно изучает свою пряжку на ремне.

— Видишь, Тищенко — не только я один так думаю, но и весь взвод. Так что придется тебе пока еще немного в наряды сходить, пока не уволишься.

В кубрик вошел Петраускас и почему-то сразу спросил у Гришневича:

— Ну, как — комиссуют твоего парня?

— Как видишь — дембель, твою мать! Ну, ничего, пусть напоследок по нарядам походит, — злорадно сказал сержант.

— По каким нарядам? — удивился Петраускас.

— По самым обыкновенным. Сегодня я по столовой заступаю, а заодно и его с собой возьму. Пусть поработает!

— Ему нельзя в наряд! — решительно возразил Петраускас.

— Ничего — не умрет! — буркнул Гришневич.

— Пока не было обследования, тяжести ему таскать нельзя!

— Да не будет он там ничего таскать — тарелки да пол помоет, вот и все!

— Конечно, это твое дело, но я бы его в наряд не брал!

— Да ничего с ним не станет! Я сам прослежу, — недовольно отрезал Гришневич.

Ему не нравилось, что Петраускас слишком настырно лезет не в свои дела. В ответ Петраускас лишь задумчиво покачал головой и посоветовал Игорю на прощание:

— Смотри, не носи тяжести!