Учебка. Армейский роман (СИ)

— Ничего я не боюсь. Я просто так остановился, — поспешно ответил Игорь.

«Черт возьми — стоять нельзя, но и идти страшно! Если останусь стоять, Резняк в роте засмеет или опять вчерашняя история повторится. А если пойду и Курбан меня прогонит при Резняке — еще хуже будет!», — думал Тищенко, никак не находя выхода из сложившейся ситуации. В зто время один из незнакомых азиатов заметил Игоря и, видимо, сказал об этом сидевшему спиной к залу Курбану. Курбан обернулся и поспешно позвал Игоря:

— Зома, чего стоиш? Иды сюда. Или ты рыба ужэ нэ хочэш?

— Хочу. Просто как-то неудобно… Вы все-таки больше прослужили, — смутился Тищенко и нерешительно подошел к столу.

— Садысь сюда и еш, — Курбан попросил подвинуться азиата, первым заметившего Игоря, усадил Тищенко напротив себя и придвинул к нему полную тарелку теплой, недавно поджаренной рыбы.

Игорь осторожно взял первый кусок. Он не мог поверить в то, что Курбан позвал его именно ЕСТЬ РЫБУ, а не убирать стол. Тем не менее, факт оставался фактом, и Тищенко понемногу освоился. Он начал гораздо смелее брать куски. Рыба была вкусной и буквально таяла во рту. «Хорошо они для себя готовят. А на столы такую дрянь подают, что только потому ешь, что все равно ничего другого не будет», — подумал Игорь.

Курбан и остальные узбеки долго расспрашивали курсанта о его жизни на гражданке. Наперебой начали хвалить, узнав, что Тищенко до армии учился в институте. Игорь вначале хотел сказать, что у них почти весь взвод состоит из студентов, но потом решил этого не делать — зачем разрушать свой ореол исключительности. Мало-помалу рыба закончилась, и началось чаепитие. Затем Курбан позвал Гутиковского, непонятно почему крутившегося возле стола:

— Э-ей, ты — иды сюда!

Гутиковский подошел к столу и недоверчиво покосился на Игоря. «Может, Тищенко наплел чего-нибудь про меня и сейчас будет разбор за вчерашний вечер?» — испугался курсант. Но испугался Гутиковский зря — Курбан просто заставил его унести грязные тарелки и вытереть стол. Занятие было не самым приятным, но Гутиковский обрадовался уже хотя бы тому, что никакого разбора не будет. Попрощавшись с Игорем, Курбан и его земляки ушли куда-то вглубь столовой.

— Ну что, Тищенко, наелся рыбы? — спросил Резняк, убедившись, что повара ушли.

— А ты что — тоже хотел? — ехидно ответил Тищенко.

— Ты, Тищенко, особенно не зарывайся! Тебе ведь с нами жить, а не с Курбаном. Будешь припухать — устроим темную в сушилке, и ты даже не узнаешь, кто там был, — пригрозил Резняк.

— Одного уже знаю — тебя. Ты ведь сам сказал.

— Если я сказал, это вовсе не значит, что я там буду. Мое дело предупредить.

— Он правильно говорит. Считай, Тищенко, что мы тебя прощаем… Пока прощаем, — усмехнулся незаметно подошедший Байраков.

— Спасибо за прощение! — язвительно бросил Игорь, развернулся и гордо отошел в сторону, всем своим видом показывая, что теперь ему глубоко плевать на угрозы Байракова и Резняка.

— Вот чама очкастая! — не выдержал такой наглости Резняк.

— Что такое? — невозмутимо спросил Игорь.

— Ничего! Проваливай, говнюк!

— Я бы на твоем месте разговаривал повежливее! — с легкой угрозой сказал Игорь и демонстративно посмотрел на дверь варочного цеха.

— Ах ты…! — Резняк буквально задохнулся от злобы, но не сделал ни одного шага вперед и лишь плюнул в сторону Игоря.

В этот момент в зале появился Гришневич:

— Ну что — закончили работу?

— Так точно, товарищ сержант, — ответил Гутиковский.

— Тогда мойте руки и выходите строиться на улицу. Сходим на пару часов в казарму.

«Интересно, видел Гришневич, что я ел рыбу или нет? Скорее всего, видел — не мог же он за такое большое время ни разу не появиться. Но почему же тогда он ничего не сказал, да и сейчас не говорит? Наверное, все же не видел», — решил Игорь по дороге в казарму. На самом же деле Гришневич все видел, но так и не стал вмешиваться. Во-первых, ему не хотелось одному связываться с пятью азиатами, потому что в случае поражения это видели бы подчиненные и наверняка разнесли бы про это на всю роту (на курсантов надежда в потенциальной драке была слабая). А во-вторых, игра явно не стоила свеч — в конце концов, Гришневичу было глубоко безразлично, ел Тищенко рыбу Курбана или нет.

После обеда Игоря отправили на работу в мясной цех. Там ему пришлось подмести и вымыть пол, залитый кровью и почему-то густо усыпанный солью. Какой-то «свисток» хотел заставить Игоря занести носилки с мясом Курбану, но Курбан запретил и «свистку» пришлось тащить свою ношу в паре с Гутиковским самому. «Нечего молодых припахивать — тащи сам», — злорадно подумал Игорь, глядя вслед «свистку», шатавшемуся во все стороны под тяжестью мяса.

Дальнейшая часть наряда прошла спокойно — Резняк и остальные вели себя так, словно Игоря не существовало вообще. В свою очередь, Тищенко, в силу того, что был в меньшинстве, тоже старался избегать нежелательных конфликтов. Поэтому внешне завершающая часть наряда прошла «во взаимной любви и согласии».

В казарме Игоря сразу же забросали вопросами Лупьяненко и Туй.

— Ну, как — что-нибудь было? — спросил Антон.