10. Детство и воспитание царя Петра. Но в то время как внутри и вне государства Московского привыкли уже видеть Софью в челе управления, во всем к ней относиться, власть ее приближалась к концу. Не опасен ей был старший брат Иоанн, не вступавшийся ни во что, но опасность для правительницы возрастала вместе с возрастанием младшего брата ее Петра. Мы видели печальную судьбу этого ребенка по смерти отца, в царствование Феодора Алексеевича.
По смерти Феодора десятилетний Петр недолго был окружен блеском царского величия: за этот мгновенный блеск он с матерью поплатился дорого, и участь царицы Натальи после Стрелецкого бунта не была лучше участи ее при царе Феодоре, несмотря на то что Петр назывался царем и был венчан вместе с братом.
Петр, сын мачехи, был братом нелюбимым всемогущей правительницы, царем опальным, так сказать; о воспитании его не заботились. Еще в царствование Феодора стали учить его грамоте, для чего приставили к нему раболепного дьяка Зотова, который ни в умственном, ни в нравственном отношении не мог приобрести влияния над ребенком, рожденным со способностями гениальными.
Уроками Зотова воспитание кончилось, и Петр был предоставлен самому себе; самому себе был предоставлен ребенок, который был весь огонь, сгорал ненасыти-мою жаждою деятельности, обладал пытливостию необычайною: увидит какой-нибудь новый предмет - остановится, немедленно потребует объяснения, не успокоится до тех пор, пока не получит его, мало того, сейчас же сам примется за работу, чтоб приложить узнанное к делу. Петр не ходил, а бегал, говорят современники, и тем всего лучше объясняют нам эту огненную натуру, эту неслыханную в истории деятельность.
Удовлетворения этой деятельности и пытливости Петр не мог найти в пустом, опальном дворце своей печальной матери; там не было человека, подобного Симеону Полоцкому, который мог бы привязать Петра к дому, стараясь сообщить ему в некотором научном порядке собираемые отовсюду разнообразные сведения, который бы приучил его хотя сколько-нибудь к правильному поступанию от одного предмета к другому, умерил несколько его пыл, приучил бы его к более спокойному созерцанию и нравственным влиянием своим умел обуздать кипучие страсти юноши. Такого человека не находил Петр во дворце своей матери, и никто не заботился сыскать для него такого человека. Скучно, тяжело было Петру во дворце, и он бросился на улицу. Здесь по призыву молодого царя окружила его дружина живых, бойких молодых людей, здесь начались военные потехи, и, разумеется, Петр играл не в стрельцы, а в солдаты; потехи эти принимали все более и более обширные размеры вместе с летами Петра; сформировались два солдатских полка - Преображенский и Семеновский, для наполнения которых кликнули клич по охочих людях; охотников явилось много, явились придворные конюхи и люди разного звания; принимались без разбора, места давались по уменью и ловкости; бросив дворец, молодой царь отказался от старых преданий, от всей обычной дворцовой обстановки; юный и свежий, он отказался от воспоминаний и влияний прошедшего и тем свободнее приготовлялся к деятельности преобразования.
Но одни потехи воинские не могли исключительно занимать Петра, его мучила жажда знания. Игра в солдаты, образование солдатских полков уже показывали стремление к искусству в деле ратном, к новому европейскому строю, а представители этого искусства, этого строя были подле: в Москве целая слобода, так называемая Немецкая, была наполнена иностранными наемными офицерами. Сюда-то естественно и необходимо должен был обратиться молодой Петр за искусством, за знанием, здесь открылся для него новый мир, который приковал его к себе навсегда.
Эти иностранные офицеры не могли многому научить Петра, между ними не было людей ученых, но это был большею частию народ живой, веселый, бывалый, люди, много видевшие, много испытавшие; они-то в своих рассказах открыли весь западный мир чудес, чудес цивилизации, они-то с увлечением представили ему богатство этого мира в противоположности с бедностию мира русского, они-то распалили в Петре страсть увидать все это самому, перенести все это к себе.
В их-то кругу, бесцеремонном и веселом, отвыкал Петр окончательно от дворцовых обычаев, от обычаев русской старины. Из этих иностранцев более всех подружился Петр с женевским уроженцем Францем Лефортом, привлекшим его своим веселым, открытым и общительным характером; бескорыстие и преданность еще более скрепили эту дружбу; как друг, товарищ любимый, Лефорт имел сильное влияние на Петра.