8. Сношения с Швециею, Англиею и Франциею. Что касается до внешних сношений, которыми должен был заняться Филарет Никитич, то прежде всего надобно было задарить крымского хана, хотя сделать это было очень трудно вследствие истощения казны после войны польской. Нужно было уладить и отношения к ногаям, которые в смутное время отстали от Москвы; астраханский воевода князь Львов успел привести их под царскую руку и выручил множество русских пленных. С Швециею была большая дружба: Густав Адольф, враждуя с Польшею и будучи занят трудной борьбою в Германии, заискивал расположение царя Михаила, старался представить ему, что католический союз папы, государей Габсбургского дома и короля польского грозит гибелью не одним протестантским владетелям, но также и Московскому государству, что если паписты одолеют шведскую землю, то начнут стараться об искоренении греческой веры.
«Когда мы видим,- писал Густав Адольф Михаилу,- когда мы видим, что соседний двор горит, то нам надобно воду носить и помогать гасить, чтоб свое уберечь; пора уже вашему царскому величеству подумать, как соседям помочь и как свое уберечь». Шведские послы утверждали, что Густав Адольф со своим войском - передовая стена Московского государства, передовой полк, бьющийся в Германии за Русское царство. Вследствие этого уверения в дружбе и общности интересов шведам было позволено покупать в России беспошлинно хлеб, крупу, смолу, селитру. В 1631 году впервые явился при московском дворе шведский резидент.
Дружественные отношения к Швеции были следствием Столбовского мира, который был заключен при посредстве Англии. Но услуги Англии этим не ограничились: во время похода Владиславова на Москву король Иаков прислал царю взаймы на военные издержки 20 000 рублей. Вследствие этого Джон Мерик, приехавший опять в Москву в 1620 году, счел себя вправе просить дороги Волгою в Персию.
Государь велел собрать знатнейших купцов московских и спросить их: «Если дать английским купцам дорогу в Персию, то не будет ли от этого вам убытка?»
Почти все отвечали, что им будет убыток, англичане отобьют у них всю торговлю, потому что им нельзя соперничать с богатыми англичанами, но если англичане будут платить большие пошлины или разом дадут большие деньги в казну, оскудевшую от войны, то им, купцам, для блага государственного на время и потерпеть можно. Но как скоро бояре намекнули Мерику о пошлинах, то он сейчас же и прекратил дело, ибо англичанам хотелось беспошлинной торговли через Россию с Персиею.
Отделались от англичан; явились французы с теми же требованиями. Еще в 1615 году царь отправил во Францию своего посланника с объявлением о своем восшествии на престол и просьбою о помощи против поляков и шведов.
Король Людовик ХIII отпустил посланника ни с чем, но осенью 1629 года приехал в Москву в первый раз французский посол де Ге Курменен с предложением союза и с просьбою о дозволении французским купцам ездить в Персию чрез Московское государство. «Царское величество,- говорил Курменен,- начальник над восточною страною и над греческою верою, а Людовик, король французский, начальник в южной стране, и когда царь будет с королем в дружбе и союзе, то у царских недругов много силы убудет; император немецкий с польским королем заодно - так царю надобно быть заодно с королем французским. Король французский и царское величество везде славны, других таких великих и сильных государей нет, подданные их во всем им послушны, не так как англичане и брабантцы; что хотят, «то и делают, что есть дешевых товаров скупят в испанской земле да и продают русским дорогой ценой, а французы будут продавать все дешево».
Несмотря, однако, на эти обещания, бояре отказали послу в персидской торговле, говоря, что французы могут покупать персидские товары у русских купцов.
Такой же отказ получили голландские и датские послы.
9. Вторая польская война. Но главное внимание московского двора было обращено на отношения польские. На Деулинское перемирие согласились в Москве, не имея средств с успехом вести войну, желая отдохнуть хотя немного, собраться с силами и освободить отца государева из заточения, но долго оставаться в том положении, в какое царь Михаил был поставлен Деулинским перемирием, было нельзя: Владислав не отказался от прав своих на московский престол, польское правительство не признало Михаила царем, не хотело сноситься с ним, называть его в грамотах - и это при беспрерывных сношениях двух соседних государств!
Русские никак не могли войти в подобные отношения, требовали, чтоб начальники литовских пограничных городов называли в своих грамотах великого государя Михаила Феодоро-вича; те отказывались, но одного отказа было мало: некоторые из них осмеливались называть Михаила уничижительным полуименем, порочить его избрание, грозили самозванцем. При таких оскорблениях в Москве ждали только удобного случая к разрыву.