Учебник рисования, том. 1

- Ах, как это трудно - понять себя. Чего нам не хватает, так это культуры. Культура должна проявляться буквально во всем. Ведь что такое культура? А? В Равенне, например, - говорил отец Николай, - великолепная форель. И это не мешает смотреть на мозаики. Головокружительная красота - дух захватывает; мозаики, от которых сердце бьется так, что аж в ушах звенит, и когда от всего этого хочется просто, вульгарно передохнуть, спускаешься с холма, и слева… Вы бывали в Равенне? - спросил он Рихтера.

- Да. То есть сам не бывал, - сбитый с толку Рихтер развел руками, - но мозаики знаю. По книгам.

- Я сейчас о другом. Так вот, обычный, совершенно ординарный ресторанчик, из тех, куда заходят на бегу, перехватить кусок на скорую руку. Ждешь там найти какую-нибудь позавчерашнюю пиццу. Думаешь, вот сейчас шмякнут на тарелку кусок прогорклой мерзости. Но подают свежайшую, только что пойманную и, наверное, доставленную с озера Фузаро - форель. Жарят на рашпере, хрустящая корочка, золотистая, - кстати, хребет у форели отделяется на удивление легко - поливаешь ее лимоном - и с холодным Фраскате…

- Прекрати, Николай - говорил Татарников, - у меня язва, и от твоих рассказов может приступ начаться.

- Это ведь все вместе, Сереженька. Нельзя культуру расчленять на составные части. Какие теперь фронтиры, какие границы? Общий дом, одна территория. Вот ездили мы в Ватикан этим маем, жара страшнейшая, Рим просто плавился. Все буквально истомились по купанию. Филарет говорит: Римини, Римини - потому что помнит, какие там пляжи. Античные еще пляжи. Конференция заканчивается, выходим на площадь - и на тебе: автобус до Монте-Карло. Далековато, конечно, но…

Струев пожал плечо протоиерею, погладил по рукаву Рихтера, оскалился на Татарникова и двинулся дальше. Следующую группу образовали Ефим Шухман, Слава, секретарь Басманова, и Осип Стремовский.

Колумнист «Русской мысли» Ефим Шухман, бескомпромиссный публицист, плохо ориентировался в толпе незнакомых людей. Его парижский опыт подсказал ему выбрать в собеседники человека молодого и думающего, одетого скромно, но чисто: таким оказался секретарь Германа Басманова. Держа юношу под локоть, Шухман излагал ему азы гражданских прав и свобод. Секретарь Слава, привыкший в приемной выслушивать что угодно, терпеливо кивал. Художник Стремовский держал Славу за другой локоть, глядел на Шухмана с почтением и подтверждал Славе его слова.

Задача сложнейшая, - сказал Шухман. - Не советую обольщаться. Если хотите знать мое мнение, я решительно не советую обольщаться. Ждать, что завтра в этой стране будет рай, - я не советую. Могу пояснить почему (если интересно мое мнение). Вам требуется построить открытое общество. К тому же надо научиться жить в открытом обществе. Менталитет этой страны (понимаете меня?) иной. Я, например (возьмем меня, рассмотрим мой опыт), каждую мелочь должен был учить заново. Понимаете?

- Надо почувствовать дух времени, - поддержал Стремовский. Он говорил в другое ухо Славе, и в голове у того стоял шум. - Открытое общество, резко сказал Стремовский, - это прежде всего информационное поле. Отсутствие информации не дает почувствовать дух времени.

- Справедливо, - Шухман благосклонно встретил помощь. - Если хотите знать мое личное мнение, вам предстоит учить азбуку с самого начала.

- Придется снова учиться ходить, - строго сказал Стремовский Славе, а тот терпеливо кивнул, он был обучен слушать начальство.

Струев миновал эту группу, погладил Славу по рукаву и сказал: вас, кажется, Герман Федорович ищет.

В следующей группе - в нее входили тот самый носатый юноша, что предложил бить часы, эссеист Яков Шайзенштейн, культурологи Роза Кранц и Голда Стерн и совсем юная девушка Люся Свистоплясова - говорили о любви.

- Я ее где-то встречал, - сказал Яков и показал на стриженую девушку, - к сожалению, не в своем гареме.

- Это Юлия Мерцалова. Жена Маркина.

- Виктора Маркина? Диссидента?

- А до него Лени Голенищева. Мерцалова, она же Маркина, она же Голенищева.

- С Маркиным она давно?

- Лет пять.

Когда приблизился Струев, Шайзенштейн сказал:

- В искусстве гоняются за оригиналом. А в любви достаточно репродукции.

- Я сразу пишу копию, чтобы вопросов не возникало, - сказал Струев. - Если невозможно среду преодолеть, надо с ней слиться и разрушить изнутри.

- Страсть разрушает, - заметила Голда Стерн, - не потому, что копирует чужую страсть, - и она поискала глазами Бориса Кузина.

- Верно, - сказала Роза Кранц и тоже поискала глазами Бориса Кузина, - схожих чувств не бывает. Но язык страстей часто похож.

- Ну вот, - подхватил Шайзенштейн, - а меня в редакциях корят за ненормативную лексику. Я матерюсь с одной целью: сделать текст доступным пониманию девушек

VII