Татарников и не подозревал, что цивилизация уже прошлась по коту своими острыми лезвиями - неделю назад Пуфа кастрировали и обстригли ему когти, чтоб не обдирал обоев. Теперь Пуф, сидя на руках хозяина, глядел на мир с жалкой улыбкой на сытой морде. Так смотрят в фотоаппарат усмиренные сербы и наставленные на путь демократии хорваты - губы их кривит растерянная ухмылка, а глаза безвольно уставлены в пространство. Жертва цивилизации, он вполне теперь соответствовал моющимся германским обоям - экологически был безвреден и внешне привлекателен, а то что кошек не будет знать, так ведь надо же чем-то жертвовать во имя прогресса.
- Ирина резонно говорит, - заметил Кузин, рассказывая в редакции об операции, проделанной над котом, - «уж лучше я поволнуюсь один день, чем несколько лет латать обои». Так бился, шельма, когда ему когти обстригали. Ирина изнервничалась вся. Кастрировали, конечно, под наркозом - он бы не дался. Если уж он за когти так переживал. Хотя кастрация - это, в сущности, для его же блага: будет дома сидеть, а не носиться по улицам; вот у соседей кот Степка бегал за кошками и добегался - попал под трамвай.
- Уж лучше под трамвай, - мрачно сказал Чириков.
- Ты сам за себя отвечаешь - и на здоровье. А за Пуфа отвечаю я.
- Хорошо, что ты за меня не отвечаешь, - сказал Чириков, - а то ходить бы мне без яиц.
- Есть мера ответственности, Витя. Я не мог поступить иначе. Мы же цивилизованные люди. Если берешь животное в дом, ты обязан отвечать за его жизнь - мало ли что? Думаю, это пойдет Пуфу в конечном итоге на пользу. Поумнеет, сам спасибо скажет. Не будет за кошками бегать, зато целее будет. Правда, сейчас он какой-то вялый. Не игручий какой-то.
- Будешь неигручим, когда яйца оттяпают.
- Да что ты заладил: яйца, яйца. Будто на свете вещей важнее нет.
- Есть, Боря, как не быть. Демократия, прогресс там всякий. - Чириков подумал. - Конституция - это святое. А все-таки яиц жалко.
- Неужели надо такие вещи, как конституция, вышучивать? - горько сказал Кузин. - Неужели ничего не остается несчастной моей Родине, как вернуться к лаптям и прялкам, а на цивилизацию начхать?
- Вижу, ты за всю страну отвечать собрался.
- Что ж, - сдержанно сказал Кузин, - если страна не готова отвечать за себя сама, придется кому-то о ней позаботиться.
- И ты готов?
- Планы имеются.
- Пора эмигрировать, - подытожил Чириков, - если кому яйца дороги - сматываться пора.
Борис Кузин с досадой поглядел на Чирикова: как устал он от этого московского цинизма, легко подменяющего любую серьезную беседу.
XII
Но никто вышучивать достижения прогресса и не собирался вовсе! Какое там! Напрасно беспокоился Борис Кириллович. Может быть, нашей крепости и присуща некоторая замкнутость (на то она, если вдуматься, и крепость), но это нисколько не исключает склонности нашего гарнизона к вылазкам и набегам. А как бы иначе стояла крепость, скажите, пожалуйста? Затвориться - дело, конечно, хорошее, но в разумных пределах, не в ущерб таким архиважным вещам, как снабжение и связи. Порой приходится спускать подъемный мост, опустошать окрестные селения, тащить к себе все, что под руку попадет, за крепостной вал, а там уж разбирать: что пригодно, что нет. И разве какая либо крепость (взять хоть ту главную крепость, что отстроило человечество, - цивилизацию) живет по иным законам? Если вовсе затвориться, то рано или поздно продукты кончатся, и стены падут. Стена - стеной, хорошие стены не помешают, но все-таки крепость создана для нападения, а не для защиты. И главная башня мирового форта - донжон цивилизации, и угловой ее бастион (т. е. российская крепость) существовали по одним законам.
Воскрешая православные традиции, поднимая авторитет госчиновника, укрепляя иерархию служилых людей, мамки с няньками вовсе не оттолкнули интернациональные ценности, а также тех отечественных деятелей культуры, кто уже был обласкан признанием мира.