Прошло несколько дней, и снова спорили в той же компании. Роза Кранц и Голда Стерн, Леонид Голенищев и Елена Михайловна постарались убедить Павла в том, что авангардисты - люди уникальные и по своим задаткам, и по своей миссии. Этот спор Павел назвал так: «Авангард - массовое явление или элитарное?»
- Лучшие люди становились авангардистами, - сказала Роза Кранц.
- Избранные, - сказала Елена Михайловна и посмотрела на Леонида.
- Малевич, Родченко, Ворхол, Бойс и прочие гении, - сказала Голда Стерн.
- Разве они так хороши?
- Безусловно.
- Мне кажется, что хорошие люди - это те, кто помогает другим, воспитывают, лечат, защищают. Что же такого хорошего, воспитательного сделал авангард?
- Спроси, хорош ли ураган, сметающий все на пути? Спроси, хорош ли скорый поезд, который оглушает свистом патриархальные деревни? - так сказал ему Леонид Голенищев. Авангард уже тем хорош, что открывает путь.
- Значит, дело авангарда - не быть хорошим в прежнем, ранее употребимом смысле, а являть силу, которая расчищает путь другому хорошему?
- Можно сказать так
- И в дальнейшем по этому пути придет обыкновенное хорошее начало, спокойное и деловое, которое уже не будет сметать и оглушать свистом? Или отныне сметать и оглушать надо всегда?
- Сила, содержащаяся в авангарде, формирует новый мир. Когда такой появится, он будет жизнеспособнее старых образов.
- Значит, новое хорошее, которое придет на смену прежнему хорошему, будет хорошим в старом смысле слова: будет помогать, защищать и лечить, правильно? И противоречий с прежним хорошим не возникнет? Ведь и то и другое - занято одними вещами, противоречий быть не должно. Или то, прежнее хорошее, уже не будет считаться таковым, и надо будет пересматривать понятия хорошего и плохого в принципе?
- Прежде всего надо понять, - сказала на это Роза Кранц, - что эстетика авангарда не может быть общеупотребимой. Она - мотор машины, но не сама машина. Все не могут стать авангардистами, вся машина не может состоять из мотора. Поэтому речь не идет о пересматривании понятийной базы общества. Речь о немногих избранных.
- Правильно ли я понял, - спросил Павел, - что немногие избранные - они живут как бы несколько впереди прочих и несколько по другим законам?
- В будущее возьмут не всех, - пояснила Голда Стерн, правозащитница.
- Понимаю, только лучших, наиболее свободных, и все такое. Интересно, кем будет проводиться отбор кандидатов в будущее?
- Историей, - сказал Леонид.
- Вот, должно быть, бессердечная вещь. Наверное, всем в будущее хочется, а всех не берут.
- Не берут.
- Обидно.
- А ты думал! Объективность не может быть приятной.
- А Стремовского возьмут в будущее?
- Безусловно.
- А Гузкина?
- Еще бы.
- Хорошо ему. А Снустикова-Гарбо?
- Спорный вопрос.
- Все-таки интересно. Возьмут Снустикова-Гарбо в будущее или нет?
- Скорее всего, возьмут.
- А те немногие избранные, что попадут в будущее, они там, в будущем, будут совсем одни - или окружены другими людьми?
- Они будут окружены теми, кого они воспитали.
- Я представляю себе, как это будет прекрасно для Снустикова: оказаться в кругу единомышленников. Интересно вот что: в будущем, в кругу единомышленников, они будут пользоваться понятиями хорошего и плохого, теми понятиями, что остались в прошлом? То есть будут помогать, лечить, заботиться друг о друге? Или они в этом не будут нуждаться?
- Утилитарный подход к искусству, - сказала Роза Кранц. - Мы забыли, что говорим о художниках, а не о колбасниках, генералах и банкирах.
- Так что ж - они не люди разве?
- Люди, но живущие другим: не материальным.
- Я потому так спросил, что в будущее возьмут не всех. Генералов и колбасников, наверное, брать не собираются. Значит, в будущем придется сызнова устраивать общество, налаживать отношения.
- Будем надеяться, что прогресс и цивилизация сделают этот процесс легким. Например, труд колбасника будет механизирован.
- Даже усомниться в этом трудно. Тем более что обслужить немногих избранных прогрессу легче, чем нелепую толпу. Прежде в будущее собирались взять всех, хотя иных и должны были в этом будущем судить. Мне кажется, раньше «будущим» являлось Царство Божие - и туда, хочешь не хочешь, а приглашали буквально всех. То есть предполагали воспроизвести ту же толчею, что и на земле. Теперь, когда Бога нет, дело упростилось. Теперь история решила в расходы не входить: попросту не брать большую часть народонаселения в будущее.
- Вы утрируете. Только тот, кто чувствует шум времени и его выражает, достоин быть художником - и в качестве такового быть опознанным временем.
- Значит, избранные (т.е. те, кто слышит шум времени) имеют перед временем больше прав, чем большинство, которое шума не слышит?
- Очевидно, так
- Однако эти избранные непременно хотят быть понятыми обществом - то есть толпой неизбранных. Более того, они хотят остаться в музеях наряду с теми произведениями, что понятны косной публике. И даже того более: произведения авангарда год от года (я хочу сказать, по мере все большей экспансии авангарда) стали куда более понятны публике, чем старое искусство.