Учебный отпуск. Часть 1. Гром над Балтикой.

Загрузив осетра в котел, я навязал веник из травы, помял ее немного в кулаке, чтобы трава дала сок и запах, и пристроил её в уху. Уха вкусно булькала. Распространяя совершенно обалденный аромат! Золотистый жирок покрывал кипящую поверхность, а по краям… Вы не поверите! По краям котла жирок стыл и схватывался корочкой! Вот, что я называю – настоящая астраханская уха!

— Виктор! Ну скоро, что ли? — пританцовывали вокруг меня зрители и знатоки. — Уже есть хочется, аж сил дамских нету!

Девушки в смешных купальниках, все в каплях воды, тоже, довольно заинтересованно и с аппетитом, поглядывали в котел. На некоторых девчатах я увидел венки из кувшинок. Да… а наши-то фавны лесные недуром окучивают речных нимф… Я взглянул на Серову. Она тихо улыбалась чему-то своему, затаенному…

— Сейчас, сейчас! Не толкайте под руку! — я колдовал около источающего вкусный пар котла. — Сейчас солить буду… А потом – еще минут десять, и все!

Варим до готовности, вынимаем из ухи разваренный лук, морковку, куски помидор, за нитку выбрасываем веник травы.

Солим по вкусу. Это очень ответственный момент – будьте внимательны!

Затем пошли "тайны рыбацкого двора"!

Берем 4-х унцовую банку черной зернистой икры, разминаем ее, выкладываем в марлю, завязываем в узелок и пускаем ее в казан. Через 3–5 минут уха становится светлой, и мы этот узелок выбрасываем. И последний завершающий момент, самый главный – убираем из-под котла огонь, оставляем одни угли и вливаем в уху 150–200 грамм водки. Накрываем крышкой и через 5 минут – "Садитесь жрать, пожалуйста!" (Сказитель и ухувед – С. Востриков).

Наконец пытка голодом прекратилась и голодной братве "половые" потащили тарелки с янтарной ухой.

Я снял колпак и утер трудовой пот. Кажется, получилась уха… Вон, как весело стучат ложками… Батюшки! А водка-то!

— Бандиты! Ко мне! Вон там, в яме, ящик со льдом… Тащите водку. Под уху разрешаю грамм по сто… И вам, и вам… Скидовайте свои колпаки. Садитесь за стол, рубайте уху, можете тяпнуть водочки… Эх, хороша водка! Двойной очистки, со льда… Ну, будем! За все хорошее!

Минут двадцать спустя… Под сытый, медленный стук ложек, звяк стаканов и удовлетворенное икание переевшей братвы…

— Хорошо-то как! Щас запою, братцы! Да заткните, кто-нибудь, этот граммофон! Вот я вам песню напою, голоса и слуха у меня нет, а вы люди творческие – сможете поймать мотивчик… Сможете и сами спеть, и хор здесь организовать…

— Песня американская, про пилотов… Называется – "Бомбардировщики"… — так, я подумал, припомнил, что в 43-м песня уж точно была, и начал:

Был озабочен очень воздушный наш народ —
К нам не вернулся ночью с бомбежки самолет.
Радисты скребли в эфире, волну ловя едва,
И вот без пяти четыре услышали слова:

"Мы летим, ковыляя во мгле,

Мы ползем на последнем крыле,
Бак пробит, хвост горит, но машина летит
На честном слове и на одном крыле.

Ну, дела! Ночь была!

Их объекты разбомбили мы дотла!

Мы ушли, ковыляя во мгле,

Мы к родной подлетаем земле.
Вся команда цела, и машина пришла –
На честном слове и на одном крыле".[8]

Тут я припомнил ещё один куплет, предпоследний, который исполнялся после войны, но почему-то потом потерялся… Отбивая ритм ложкой по столу, я продолжил -

"Ну, дела! Ночь была!
В нас зенитки били с каждого угла,
Вражьи стаи летали во мгле
— "мессершмитты", орел на орле.
"Мессершмитт" нами сбит -
а наш "птенчик" летит
На честном слове и на одном крыле"

— А теперь – все вместе! Хором! А ну, пилоты! Давай!

Мы летим, ковыляя во мгле,
Мы ползем на последнем крыле,
Бак пробит, хвост горит, но машина летит
На честном слове и на одном крыле.

— А теперь припев -