Ученье – свет!

Разговоры затихли, только мелодично перекликались рожки верховых стражей.

В такие сборные караваны старались не брать новичков, а только опытных, не раз хаживавших через пустыню торговцев, потому что от слаженной работы защитников и возниц в случае нападения зависели жизни. Особенно в Красных песках.

Жаль, но не было никакой возможности обойти это место. Россыпь рубиново-алого щебня и мелкой каменной крошки тянулась широкой полосой более чем на двадцать дневных переходов в обе стороны от основного пути. Огромная потеря времени на куда более опасном для жизни пути, ибо не только Дикие угрожали бы жизни путников, но и жажда, неутолимая среди песков, где не было ни единого колодца. Сколько бы ни взяли с собой воды, все равно не хватит.

Но в этот раз долгий путь до ночной стоянки у источника прошел благополучно. Усталые лошади, понуро склонив головы, медленно прошли внутрь широкого круга, ограниченного практически крепостной стеной. Красный камень поднимался до высоты в полтора человеческих роста, через каждые двадцать шагов еще выше поднимались наблюдательные башенки. Это была почти крепость.

Заехавшие последними стражи заложили широкий проход длинными жердинами из каменного дерева, и усталые люди принялись готовиться к ночлегу. Не слышно было ни веселого пения, ни радостного гомона младших, стоянку оживляла только деловитая, стремительная суета под разгорающимися в быстро набирающих силу сумерках Дневными кристаллами.

По щербатым ступеням на башни, к сияющим ровным белым светом огням, поднялась первая стража. Нирина тяжело сползла со скамьи, подошла к Релату:

– Мое время? – выдавила через силу. Ох, иногда преимущества сборных караванов перевешиваются недостатками. Сломанную когда-то ногу после полного дня в полусогнутом состоянии, сводило судорогой.

Релат обернулся, обрывая разговор с ворочающим водяное колесо парнем, как-то уж очень сочувственно покосился на перекошенное лицо женщины и заметил:

– Как обычно. От полуночи до второй свечи.

Резко кивнув, караванщица развернулась и направилась к себе. Есть, дремать и писать письмо. Ах ты, демоны! Пассажиры! Нирина прибавила шагу, огибая полукруг фургонов.

Почти влетела внутрь, торопливо задернула полог и спустилась вниз. Мужчина и ребенок спали крепко, обнявшись. Тонкие полупрозрачные пальцы мальчишки судорожно цеплялись за перевитую бинтами грудь, рука старшего лежала на рукояти длинного тонкого клинка. Нирина хмыкнула. Вот чем она пользоваться не умела. Зато торговать этим было тоже весьма прибыльно. Конкретно данный образчик простой послойной ковки из Пального оазиса хорошо разбирался в Сигизии. Горные гномы эту страну традиционно игнорировали.

Мысленные рассуждения о спросе и предложении не помешали женщине тихо собрать опустевшие миски и бутыли. Наполнив свежей водой флягу, разболтала в ней ложку соли и пристроила под рукой гостя. Рядом стопку чистой ткани. Присела ненадолго, натягивая на гостей покрывало. Ночи в пустыне прохладные… Поймав себя на незнакомом прежде ощущении, задумалась.

Странно о ком-то заботиться, решила караванщица. Непонятное чувство. Ведь вроде и раньше приходилось… О делах Дома, работе, контрактах, репутации. А вот о людях, как о личностях, что ли, никогда. Нет, не обижала никого, поддерживала со всеми ровные отношения, знала все о семьях, родичах и их проблемах, разрешить которые было в ее силах, даже, наверное, дружила с парой приказчиков, но заботиться? Нет, не было такого. А тут уже для себя все решила. Довезет в целости, поможет на первое время с работой и обустройством… Потом этот Рилисэ, сбросив шкуру жителя закрытой территории, легко в Школу Ремесел устроится.

Еще раз поправив покрывало, Нирина выбралась из подполья. Теперь – письмо.

В том же ларе, на котором была расстелена постель, хранились и принадлежности для письма. Достав со дна аккуратную, инкрустированную разноцветными эмалями коробку, женщина разложила давний подарок отчима под тусклым огоньком лампы. Капнув в коробочку с тушью воды, подцепила тонкое стило, расстелила на выдвижной доске лист отбеленного пергамента. Задумалась, занеся над ним палочку. А потом затейливая вязь скорописи стремительным узором легла на почти светящуюся в сумраке поверхность.