Ученье – свет, а богов тьма

С первыми словами приветственной речи заместителя мы получаем сюрприз, Унгуц даже не удерживается от громкого аханья – синхронистом оказывается не кто иной, как мой препод муданжского из колледжа, он же ученик Унгуца, Валентин. К счастью, кажется, никто не решает, что мы несерьезно относимся к мероприятию, так что все проходит чин по чину. Все наши высказывания для официальной части под камеру написаны заранее, выучены и отрепетированы, а моя ария вообще коротенькая и сводится к наблюдению «сколько всего не сделано, сколько всего еще предстоит не сделать». Азамат, как всегда, красноречив и говорит на настолько чистом и изящном всеобщем, что многие земляне позавидуют. Наши отвечают довольно общими фразами, и ближе к концу я начинаю всерьез опасаться заснуть в прямом эфире.

Однако официальная часть все же завершается, после чего мы все приглашаемся на неформально-банкетную часть в другом зале, куда уже не пускают репортеров, а значит, можно расслабиться и поговорить как живые люди.

– Байч-Харах! – громогласно окликает Азамата маршал, как только двери между залами закрываются. – Наконец-то в реале! Я думал, помру раньше, чем ты вылезешь из экрана! Ну рассказывай, как жизнь. И как тебе удалось уломать свой дом престарелых сделать женщину министром.

Азамат быстро оглядывается, но Унгуца рядом нет – побежал здороваться с Валентином, а Ажги-хян не понимает на всеобщем.

– Как говорится, по знакомству, – отвечает он маршалу с улыбкой. – Элизабет не просто министр, она еще и моя жена.

Маршал снова на меня прищуривается и наконец, видимо, узнает.

– Батюшки-светы, да это ж Лизка Гринберг! Я тут сижу голову ломаю, откуда я ее могу знать. Вот это да! А брательник-то ни словом не обмолвился.

– Ну так правильно, – замечаю я, – работать надо, а не сплетни распускать.

Азамат с маршалом продолжают светскую беседу, пока все восполняют потери калорий, а я внезапно выхватываю из гула за спиной разговор на моем родном языке.

– Я так понял, они не привели его сюда.

– А точно не один из них? Он на человека-то вообще похож?

– Понятия не имею, его ж никто не видел.

– Ну тогда вряд ли, да и потом, была бы охрана какая-нибудь, а лучше аквариум…

– Да вы на их Императора посмотрите, я вообще не понимаю, кто придумал этих дикарей до высших должностных лиц допускать, он же тут в лучшем случае подбирает кандидатов для человеческих жертвоприношений в своих религиозных ритуалах.

Раз уж я это слышу, то Азамат и подавно, даже сквозь разговор.

– Извините, секундочку, – говорит он маршалу и разворачивается, громко и отчетливо оповещая бормотунов: – К вашему сведению, как таковой религии на Муданге нет, а любые жертвоприношения носят метафорический характер, однако если уважаемые господа интересуются…

Один из попавших в центр внимания сплетников тихо матерится, другой резко делает вид, что понимает только на всеобщем.

– Кстати, – продолжает Азамат, легко переходя на опорный язык мероприятия, – я что-то не припомню вас в книжечке. С кем имею честь?

– А, это мои коллеги, – втискивается в кадр тот самый знакомый мне товарищ по биоразнообразию. – Вот господин Сержо, координатор проекта по изучению муданжской фауны внеземного происхождения.

– Здравствуйте, – подает руку господин Сержо. Судя по голосу, это тот, который хотел аквариум.

– Очень приятно, – иронично улыбается Азамат, пожимая руку. – Разрешите уточнить, если мне не изменяет память, когда мы договаривались об изучении определенных представителей муданжской фауны, речь шла о том, что нам будет предоставлена возможность заниматься этим самостоятельно, насколько позволит ситуация…

– Совершенно верно, но мы также договаривались, что вы привезете образец. Вот как раз моя команда им и будет заниматься, – поясняет господин Сержо.

– Да, кстати, – включается в разговор маршал, – где этот твой негуманоид?

Азамат кидает взгляд на часы и припоминает:

– Полагаю, осматривает экспозицию музея изящных искусств.

Повисает несколько напряженная тишина.

– Вы что, его просто так к людям пускаете? – ахает Сержо. – Это же биологическая опасность!

– Да вы знаете, он меня не спрашивает, пускаю я его или нет, – усмехается Азамат. – Он на это исследование добровольно согласился, и ему вряд ли понравится сидеть в аквариуме. Вообще, если вы намеревались каким-либо образом контролировать его поведение и перемещение, то, боюсь, придется в самом скором времени менять программу проекта, потому что максимум, что вы сможете сделать, – это попросить.

– То есть он прямо совсем разумный? – уточняет другой сотрудник проекта. – В смысле, не шимпанзе, не дельфин, а, можно сказать, на человеческом уровне развития сознания?

– Я не специалист, мне трудно судить, я только хочу сказать, что с его мнением необходимо считаться.

– А у него есть мнение? – интересуется подошедшая дама, судя по беджику – из образовательной ветки. – Я так понимаю, у человекообразных обезьян, обученных человеческому языку, как раз не наблюдается способности выражать свое мнение и задавать вопросы. Ваш образец – задает?

– Даже слишком много, – фыркаю я.