Ученье – свет. Подобие притчи

Так проходили дни Человека. Лишь изредка кристальное постоянство пустоты нарушалось появлением Тени или (ещё реже) – собственными догадками Человека. Но он ловко справлялся с потрясениями и выпроваживал нежданных посетителей прочь из своей головы. Если бы он мог что-то поменять, он не смог бы понять, что именно нуждается в изменениях. Его жизнь была настолько безрадостной, что в нём укоренилась мысль, будто так и должно быть, а радости не существует вовсе. Так его жизнь и разливалась медленно в пространстве, хотя со стороны она больше напоминала стоячую воду в давно позабытом самой природой водоёме.

Иногда, в минуту, когда Человека особенно утомляло ничегонеделание и, соответственно, и без того сведённая к минимуму сила воли давала внеочередной масштабный сбой, его воображение позволяло себе пофантазировать над рассказами Тени. Тогда невиданные ранее образы и места поддавались таким замысловатым метаморфозам, что, казалось, отделялись от повествования и уже сами становились тенями Тени, осколками, напрочь лишёнными изъянов. Человек часто забывал, когда и как (а временами – и что именно) рассказывала Тень, в его сознании оставались лишь неясные блестящие нити, связывающие его окружение со смутным ощущением абсолютного идеала. Воображение отсекало любые шероховатости по песчинке, да так медитативно, что процесс был заметен только по финальным результатам. Так громадная угловатая глыба повествования Тени превращалась в гладко отшлифованную гальку памяти Человека – посекундный дневник того, чего никогда не было. Тени Тени были намного более зрелищными и принятыми, чем первоисточник. Крайне часто, заметьте, подобному явлению подвергаются «обычные» люди, живущие не в наглухо закупоренных бетонных коробках, а в более привычных многоэтажных инкубаторах жилищах с одним, двумя или даже (кому повезёт) тремя окнами и балконом. Такие люди помнят тень – другого человека, книги, песни – и, хотя совершенно позабыли, где и при каких обстоятельствах встретились и ознакомились с одним из вышеперечисленного, умеют ловко на основании этой тени строить своё мнение. Оставляя в памяти лишь основные черты и стремительно исключая любую неровность, они к середине жизни имеют обширную базу данных, полностью стоящую из одинаковых пунктов, и повсеместно используют для описания любого понятия эпитеты «продуктивный», «перспективный» и «эффективный».

(Отсутствие смысловой наполненности жизни главного героя даёт автору возможность делать лирические отступления, когда только ему заблагорассудится, но, в надежде сохранить хоть каплю читательского интереса, он возвращается к повествованию).

Когда нет часов, течение времени можно определить лишь по внешним изменениям окружающей среды. Так как в комнате никогда ничего не менялось, неискушенный созерцатель мог прийти к выводу, что в данном пространстве время вообще отсутствовало. Можно было бы сказать, что всё шло своим чередом, но идти было нечему, а присваивать очерёдность ничему довольно глупо. Однако, следует отметить, что теперь Тень появлялась чаще, а каждый её визит незаметно, но верно становился немного дольше. Она подступала аккуратно, но настойчиво, как подступают со своими предметами учителя пятиклассников: вначале легко и помаленьку, превращая учебу в игру, чтобы не отбить у молодого поколения желание учиться, но всё более настырно начиная со второй четверти, чтобы в конце учебного года вывести в свет «готовых ко всему» людей. Тень уже не уходила, когда кожа Человека покрывалась сотнями мурашек, а взгляд становился умиротворённо-глубоким. Вместо этого она внимательно изучала Человека, чем вводила в продолжительный ступор и поначалу вызывала цунами злости. Тень будто хотела отучить его от привычки считать их встречи сном или ошибкой. И у неё это получилось.

Сначала Человек, конечно, сопротивлялся. Когда хозяева везут к ветеринару своих приболевших питомцев, те извлекают из себя самые жалостливые интонации, наивно, наверное, полагая, что держат путь на мясокомбинат. Но когда удивление, по пятам преследуемое страхом, уходило, а Тень все равно оставалась неподвижной, Человек был вынужден усомниться в своих убеждениях. Тень же тем временем наступала. С каждым разом она излагала всё больше, а её истории становились всё причудливее. Теперь она не просто рассказывала о размеренной речушке, но вдавалась в описание её илистого дна, в котором незаметно зарылись пресноводные устрицы и пескари; которое стало последним пристанищем для детской туфельки, небрежно оброненной во время прыжков на другой берег; в котором затесался выцветший фантик неимоверно вкусной конфеты, давно снятой с производства; в котором скрывался пузырёк с неизвестным содержимым и чудом уцелевшей этикеткой, которая, впрочем, не приносила особого толку, так как была написана на никому не известном языке…