— Угомонись. Сначала ты должен быть готов.
— А я готов!
— Шутки свои оставь при себе. Тебе придется подождать, пока у тебя не останется сомнений, и тогда ты с ним, может быть, встретишься. — Мне что, нужно подготовиться?
— Нет. Просто ждать. Ты еще очень даже можешь передумать. Ты быстро устаешь. Этой ночью ты готов был все бросить, едва лишь столкнулся с первыми трудностями. Мескалито требует твердости несравненно большей.
Глава 2
Понедельник, 7 августа 1961
Я прибыл в дом дона Хуана в Аризоне в пятницу, часам к семи вечера. С ним на веранде сидело еще пятеро индейцев. Я поздоровался с доном Хуаном и в ожидании сел. После солидной паузы один из них встал, подошел ко мне и сказал по-испански: «Buenas noches». Я тоже встал и сказал: «Buenas noches». Потом все они по очереди повторили церемонию, пробормотав «Buenas noches» и обменявшись со мной рукопожатием, точнее, просто коснувшись пальцами моих и тотчас отдернув руку.
Мы опять уселись. Казалось, они просто стесняются, точно не знают что сказать, хотя все говорили по-испански.
Было, наверное, около половины восьмого, когда вдруг все встали и, по-прежнему не произнося ни звука, направились за дом. Дон Хуан сделал мне знак следовать за ними, и мы забрались в стоявший за домом старенький грузовик-пикап. Я сел сзади с доном Хуаном и двумя индейцами помоложе. Никаких сидений или скамеек не было, и пришлось усесться прямо на металлический пол, который оказался ужасно твердым, особенно когда машина свернула с шоссе на грунтовую дорогу. Дон Хуан сказал мне на ухо, что мы едем к одному из его друзей, у которого имеется для меня семь Мескалито.
— А у тебя самого разве нет, дон Хуан? — спросил я.
— Найдется. Да только не для тебя. Видишь ли, свести тебя с Мескалито должен кто-то другой.
— Можно узнать почему?
— Может быть, ты ему не понравишься и он тебя отвергнет, тогда ты никогда не сможешь познакомиться с ним как следует и полюбить его, и значит придет конец нашей дружбе.
— Почему это я ему не понравлюсь? Я же ему ничего такого не сделал.
— А вовсе не обязательно что-нибудь «делать», чтобы понравиться или не понравиться. Он либо принимает тебя, либо сметает прочь.
— Но если я ему, положим, не понравлюсь, так, может, я могу сделать что-нибудь, чтобы понравиться?
Двое индейцев, наверное, услышали мой вопрос и засмеялись.
— Нет! — сказал дон Хуан, — Тогда уж никто ничего не сможет сделать.
Он отвернулся и, казалось, забыл обо мне.
Мы добирались, наверное, не меньше часа, пока остановились наконец у небольшого дома. Уже совсем стемнело, и когда водитель выключил фары, я смог разобрать лишь смутный контур постройки.
Молодая женщина — судя по акценту, мексиканка — пыталась успокоить без конца лаявшую собаку. Мы вылезли из машины и пошли к дому. Мужчины вполголоса поздоровались с мексиканкой и вошли внутрь дома, а она все пыталась криком унять собаку.
Комната была просторная, но вся забита рухлядью. Маленькая тусклая лампочка едва рассеивала полумрак. У стены стояло несколько стульев со сломанными ножками и продавленными сиденьями. Трое индейцев уселись на красный диван, продавленный почти до самого пола, старый и грязный, который однако среди прочего хлама выглядел наиболее респектабельно. Остальным достались стулья. Долгое время все сидели молча.
Вдруг один из мужчин встал и вышел в соседнюю комнату. Это был индеец лет пятидесяти, высокий и смуглый. Через минуту он вернулся с жестянкой из-под кофе. Он снял крышку и вручил банку мне. В ней было семь каких-то странных предметов, разных по форме и размеру — одни почти круглые, другие продолговатые. На ощупь они напоминали ядро ореха или поверхность пробки, на вид — темную ореховую скорлупу. Довольно долго я вертел их в руках, потирая и поглаживая.
— Это жуют, — сказал дон Хуан вполголоса. До этого я не замечал, что он сидит рядом. Я взглянул на остальных, но никто не смотрел в мою сторону, они о чем-то очень тихо переговаривались. Тут меня охватила тревога и сильный страх. Я почти потерял над собой контроль.
— Мне нужно выйти в туалет, — сказал я дону Хуану. — Я немного пройдусь.
Он протянул мне банку, и я положил бутоны пейота обратно. Я направился к двери, когда мужчина, вручивший мне банку, встал, подошел ко мне и сказал, что туалет в соседней комнате.
Дверь туалета оказалась почти напротив. Рядом, вплотную к двери, стояла большая кровать, занимавшая едва не всю комнату. На ней спала молодая мексиканка. Я постоял у двери, а потом вернулся.
Хозяин дома обратился ко мне по-английски.
— Дон Хуан говорит, что ты из Южной Америки. Водится у вас там Мескалито?
Нет, сказал я, такого я что-то не слышал.
Их вроде заинтересовала тема Южной Америки, и мы немного поговорили об индейцах. Потом один из них спросил, зачем я собираюсь есть пейот. Я ответил — хотелось бы узнать, что это такое. Они сдержанно засмеялись.
Дон Хуан мягко подтолкнул меня: «Давай жуй, жуй».