Учение древней Церкви о собственности и милостыне

Мы охарактеризовали ветхозаветное законодательство в его отноше­нии к праву частной собственности лишь в самых общих чертах, так как для нас это законодательство имеет ограниченное значение, как тень бу­дущего закона любви в Царстве Христовом. Но все же сказанное нами позволяет сделать тот несомненный вывод, что ветхозаветное законода­тельство вместе с ограждением неприкосновенности частной собственно­сти знает и существенные ограничения права частного владения в направ­лении к воспитанию того сознания, что право собственности неразрывно связано с долгом делиться своим с другими, смотреть на свое, как на принадлежащее, в известной мере, и другим. Но вполне естественно, что внутренние границы права собственности могли быть только значительно сужены, но не уничтожены в сознании ветхозаветного человечества. Для такого уничтожения нужна была совершенная любовь, полное единение с любимым. В отношении Бога человек давал начатки плодов, приносил десятину в храм и чувствовал себя искупленным рабом Иеговы. Если бед­ным давал десятую часть своего дохода[49], то сознавал, что долг человеко­любия исполнен. Только совершенная любовь выходит за границы числа и меры, и такая совершенная любовь открылась миру в лице и деле Христа Спасителя.

Едва ли, прежде всего, нужно долго останавливаться на том поло­жении, что в новозаветном учении так же, как и в ветхозаветном, еди­ным верховным Владыкой всего представляется Бог. Новозаветный человек так же ничего с собой не приносит в мир и, умирая, не может ничего из него вынести[50], как и ветхозаветный, но все получает от Бога[51]. Разница обоих Заветов в этом отношении та, что христиане получили еще новые и безмерные дары спасающей благодати, дары духовные, перед величием которых оказываются ничтожными все блага мира ви­димого, все счастье настоящей жизни[52]. Для христианского сознания со всей полнотой выступает та истина, что все в мире — Божие, и все, что есть в нас доброго — дар Божией благодати. Христианин не может ни одного волоса сделать белым или черным, ни прибавить себе росту хоть на один локоть[53], но стоит в благодати Божией и ею только хвалит­ся в каждое мгновение истинно христианской жизни[54]. Многие притчи

Господа, например, о талантах и минах, о злых виноградарях, неправед­ном приставнике и другие, говорят со всей несомненностью о том, что человек в этом мире является собственником лишь в условном смысле этого слова: не владыкой твари, но как бы распорядителем чужого иму­щества, призванным дать ответ в верности управления порученным ему достоянием. Даже самые души и тела верующих рассматриваются в таком же достоинстве: как Божии[55], призванные быть храмами Духа Святаго[56].

Таким образом, и для христианина является первым долгом в его от­ношении к своей собственности распоряжаться ей согласно с волей Бо- Какая же это воля?

В христианстве мы не находим частных законов, ограничивающих право христиан распоряжаться своей собственностью, подобно ветхоза­ветным законам, запрещающим продажу земли навсегда, повелевающим не дожинать края поля, оставлять остатки бедным и т. д. Все подобные за­коны не могли иметь места в Царстве Христовом, где царит совершенный закон свободы[57]; подобные законы и не нужны в Царстве Христовом, где должна царить совершенная любовь. Для такой любви не нужны ограни­чения числом и мерой, так как истинно христианская любовь по самой ее природе проникнута началом безграничного самоотречения и готовности на жертву. Христианство никогда не посягало на право частной собст­венности и со всей силой и определенностью утверждало неприкосно­венность этого права[58]. Но когда оно возвестило, что истинные ученики Христовы — только те, которые любят друг друга[59], и в лице Христа Спа­сителя указало идеал такой любви[60], то этим самым оно коренным образом изменило взгляд человека на свое право владеть собственностью. Мы уже сказали, что сущность любви состоит в живом стремлении к едине­нию с любимым, в слиянии интересов любящих, в готовности ради любви на всякое самоограничение и жертву. Все это — такие свойства любви, которые внутренне не совместимы с началами, лежащими в основе этиче­ского обоснования права собственности. Не будем повторять сказанного и обратимся к изложению евангельского учения об отношении христиа­нина к своей собственности.

Мы сказали, что характерным признаком любви всегда является са­моотречение, готовность отказаться от своего ради любимого. И дейст­вительно, в Евангелии мы находим множество увещеваний быть готовым на такое самоотречение и постоянный призыв делиться своим с другими.