Учение древней Церкви о собственности и милостыне

Нравственная жизнь христианина есть жизнь во Христе: Он — иде­ал христианского совершенства, перед лицом Которого должна протекать жизнь верующего, в непрестанном единении с Которым эта жизнь возра­стает и утверждается. Жить, подражая Христу — таков первый христиан­ский долг; преображаться в образ Христа, восходя от силы в силу — таков идеал христианской жизни. Богословие наше много говорит о подража­нии Христу Спасителю, рассуждает о долге такого подражания, о том, в чем оно должно состоять, как может христианин подражать Господу в обыденных условиях своей жизни и т. п. Вопрос о подражании Христу считается сложным и трудным в ряду других вопросов, решаемых в систе­ме христианского нравоучения. Много различных теорий высказано по этому поводу, много указано и разрешено недоумений, много порождено споров и возникло разногласий... Но есть такие черты в образе Христа Спа­сителя, относительно подражания которым не может быть разногласий, не нужны научные теории, бесполезны споры. И первое место в ряду таких черт святого и дорогого каждому облика Христа Спасителя принадлежит, бесспорно, Его милосердию. Не раз повествует Евангелие о милосердии Господа, и в этих простых, трогательных повествованиях с наибольшей полнотой выражено преобладающее настроение Господа во время Его зем­ной жизни. Не было ни одного вида человеческих страданий, не исклю­чая страданий от угрызения совести, ожесточенной грехами, на которые не отозвалось бы любящее сердце Спасителя — и как отозвалось! Если нас глубоко поражает и вызывает благоговейное преклонение Его святая молитва за врагов на кресте, то, кажется, еще более умиляет и трогает всегдашнее любовное внимание к самым обыкновенным, привычным для нашего глаза страданиям и огорчениям людей. Как жил Сам Спаситель, тому же и учил Он Своих последователей. Едва ли кто-либо из читавших Евангелие не был поражен тем, что в причте о страшном суде — самом наглядном изображении тайны будущей жизни — Сердцеведец Господь, прежде всего, видит в сердцах людей их отношение к тому горю, какое встречали они в жизни своих ближних на своем жизненном пути: если ты, как бы так говорил Господь, видел во время своей земной жизни голодного и жаждущего и не остался безучастным зрителем их страдания, но накор­мил и напоил их; если ты приютил в своем доме бесприютного странни­ка; одел лишенного одежды; посетил больного и заключенного в темнице и этим доставил ему радость и утешение, то приди ко Мне; ты — Мой последователь, ты — член Моего Царства. Нет речи здесь о героизме, самопожертвовании и высшей святости, чему также учил Господь Сво­их учеников, но указано со всей ясностью, что великое в христианской жизни выражается и в малом, в тех делах, какие всем доступны и ка­кие требуют только одного движения любящего сердца. И такова, прежде всего, милостыня, это наиболее простое и доступное проявление христи­анского милосердия. Нас не может поэтому удивлять, что и в откровен­ном, и в святоотеческом учении очень много и подробно говорится о ми­лостыне, и христиане призываются к тому, чтобы в ней проявлять свою любовь к ближним и к Самому Христу Спасителю. И благодаря такому выдающемуся месту, какое занимает долг творить милостыню в христи­анском миросозерцании, для настоящей главы нашего труда мы находим необыкновенно обильный материал в Слове Божием и в учении Церкви. Наша задача сведется, главным образом, лишь к тому, чтобы названный материал изложить в возможной раздельности частных черт и передать в соответствующих выдержках из древнеотеческих творений тот дух жи­вой любви, какой составлял душу собственно христианской милостыни и какой нашел совершенное отражение в святоотеческих наставлениях. Конечно, этот же дух дышал и еще более наглядно выражался в жизни великих христианских подвижников; но так как задачей настоящей главы является уяснение христианского учения о милостыне, то мы вовсе не предполагаем касаться истории христианской благотворительности и де­ятельности отдельных представителей христианского милосердия.