Учение о боговдохновенности. Мартин Лютер и его место в экуменической проблеме боговдохновенности

На чем основано учение М. Лютера о высшем авторитете Св. Писания в теологии и жизни Церкви? Как понимал М. Лютер учение о вдохновенности Писания? Какими правилами руководствовался М. Лютер при изучении библейских книг? Без ответа на эти вопросы невозможно составить правильное представление о внутренней логике развития евангелической Реформации. В свое время немецкий евангелический богослов Г. Зассе отметил, что выдающиеся памятники церковно-богословской мысли во всех переводах и изложениях неизменно передают дух своей эпохи. Это, безусловно, так, но, в то же время, переведенные на иностранные языки или даже прочитанные на языках оригиналов, они всегда предстают перед нами в свете нашего, современного понимания и прочтения. Поэтому, отвечая на вопрос о том, «чему же в действительности учил М. Лютер», мы должны признать, что наше прочтение трудов М. Лютера неизбежно субъективно. В свете этого, книга М. Руоканена предстает перед нами как опыт авторского прочтения М. Лютера, причем прочтения, выполненного серьезным современным евангелическим теологом. Этим обусловлены и сильные стороны труда д-ра Руоканена, и некоторые особенности его книги, которые могут быть восприняты нами как недостатки. С точки зрения конфессионального лютеранина, основным недостатком книги М. Руоканена является его утверждение о том, что М. Лютер был непоследователен в понимании учения о дословном вдохновении Библии. Российские лютеране иногда принимают за догму представление, что М. Лютер неизменно придерживался учения о том, что каждое слово Св. Писания есть продукт божественного авторства Библии. Действительно, в подтверждение этому мнению можно привести достаточное количество цитат из «самого Лютера». Однако М. Руоканен делает акцент на иных трудах М. Лютера, но, по моему мнению, это не является недостатком книги, поскольку теологию М. Лютера невозможно подвести под упрощенные хрестоматийные схемы. Сравнивая, например, Виттенбергские лекции по книге Псалмов («ранний Лютер») и комментарии к Посланию к Галатам («поздний Лютер»), непредвзятый читатель убедится, что теология М. Лютера не статична, она предстает перед нами как процесс грандиозного богословского поиска истины. В теологии М. Лютера традиционного не меньше, чем радикального, а сама Реформация в гораздо большей степени, чем это представляется зачастую авторам учебников по церковной истории, укладывается в логику развития церковной жизни того времени.

Несмотря на то что основные пункты экзегетического метода, которого придерживался Лютер, были известны церкви с раннего времени, метод толкования Библии, которым руководствовался Лютер, в целом представляет собой оригинальную систему, основанную на вере в безусловный авторитет Библии.

Когда мы говорим об отвержении Лютером средневековой парадигмы библейской интерпретации, необходимо учитывать, что это существование единой средневековой парадигмы в большой степени относительно. О единой парадигме средневековой западной интерпретации Библии можно говорить с большой степенью условности — существовали противоречия не только отдельных теологических школ или «традиций». Однако наибольшую сложность представляют противоречия другого уровня — теории и практики. Характеризуя эти противоречия, Фройлих отмечает, что «Средневековая экзегетика — одно понятие, тогда как практика средневековой экзегетики — другое».[187]

Однако для теологии Лютера и — как следствие — для его интерпретации разногласия авторитетных в средневековой церкви теологов не составляли сложности. Восстановив авторитет Писания, М. Лютер создал экзегетическую парадигму, которая не нуждалась в авторитетной поддержке мнений учителей древней церкви.

Вера в авторитет Слова Божьего, конечно, никогда в принципе не отвергалась Церковью, однако средневековое понимание критериев «истинности» строилось на субъективных предпосылках.

Согласно средневековому пониманию, произведение — неважно, богословское, историческое, или относящееся к сфере регулирования общественных отношений — могло быть признано авторитетным благодаря авторству или в силу всеобщего признания. «Так обстояло дело, — отмечает Б. Гене, — с многочисленными письменными источниками, которые были в ходу у христиан со стародавних времен великих соборов и великих вероучителей. Но, чтобы признать истинными более близкие по времени тексты, требовались авторитеты конкретных людей. Чтобы тексты «обладали непререкаемым авторитетом», порукой в нем долженствовал быть авторитет всем известного лица… Это мог быть папа или император, епископ, церковный капитул, светский государь. А поскольку среди этих авторитетных лиц одни были значительнее других, то, соответственно, одни тексты оказывались более истинными, чем другие».[188]