Учение о понятии

Но так как получился тот результат, что идея есть единство понятия и объективности, истинное, то на нее нельзя смотреть, только как на цель, к которой должно приближаться, но которая сама постоянно остается некоторым видом потусторонности, а следует признать, что все действительное лишь постольку есть, поскольку оно имеет внутри себя и выражает идею. Предмет, объективный и субъективный мир, не только должен совпадать с идеею, но он сам есть совпадение понятия и реальности; та реальность, которая не соответствует понятию, есть просто явление, субъективное, случайное, произвольное, не истина. Если говорится, что на опыте нет предмета, вполне совпадающего с идеею, то последняя противоставляется действительному, как некоторое субъективное мерило; но чем бы должно было поистине быть нечто действительное, если бы его понятия не было в нем, и его объективность совсем не соответствовала этому понятию, это нельзя выразить словом: ибо это было бы ничто. Механический и химический объект, равно как бездушный субъект и сознающий лишь конечное, а не свою сущность, дух, правда, по своей различной природе, имеют свое понятие осуществленным не в своей собственной форме. Но они могут вообще быть чем-либо истинным лишь постольку, постольку они суть соединение их понятия и реальности, их души и тела. Целые, как государство, церковь, перестают существовать, если разрушается единство их понятия и их реальности; человек, живое, мертв, если душа и тело разъединяются в нем; мертвая природа, механический и химический мир, если именно мертвое принимается за неорганический мир, ибо иначе оно не имело бы никакого положительного значения, – мертвая природа, если она разделена на свое понятие и свою реальность, есть не что иное, как субъективная отвлеченность некоторой мыслимой формы и некоторой бесформенной материи. Дух, который не был бы идеею, единством самого понятия с _{145}собою, понятие, которое имело бы своею реальностью самое понятие, были бы мертвым, бездушным духом, материальным объектом.

Бытие достигло значения истины, так как идея есть единство понятия и реальности; бытие есть отныне лишь то, что есть идея. Конечные вещи постольку конечны, поскольку они не вполне имеют в них самих реальность их понятия, но нуждаются для того в других; или наоборот, поскольку они предположены, как объекты и тем самым имеют понятие, как внешнее в них определение. Высшее, до чего они достигают по стороне этой конечности, есть внешняя целесообразность. Что действительные вещи не совпадают с идеею, – это сторона их конечности, не-истины, по которой объекты, каждый в своей различной сфере и в отношениях объективности, определены механически, химически или через некоторую внешнюю цель. Что идея не вполне перерабатывает свою реальность, не вполне подчиняет ее понятию, – от этого зависит возможность того, что идея сама имеет ограниченное содержание, что она, будучи по существу единством понятия и реальности, столь же по существу есть также их различие; ибо лишь объект есть непосредственное, т.е. лишь в себе сущее единство. Но если бы некоторый предмет, напр., государство, совсем не соответствовало своей идее, т.е. если бы идеи государства вовсе не было, если бы его реальность – самосознательные неделимые – совсем не соответствовала понятию, то его душа и тело разделились бы; первая отошла бы в отделенные области мысли, а последнее распалось бы на единичных неделимых; но так как понятие государства составляет столь существенно их природу, то это понятие составляет в них столь сильное стремление, что они вынуждаются перевести его в реальность или дать ему осуществиться хотя бы лишь в форме внешней целесообразности, ибо иначе они должны бы были погибнуть. Даже худшее из государств, реальность которого наименее соответствует понятию, есть, поскольку оно еще осуществляется, еще идея, неделимые подчиняются еще в нем властвующему понятию.