Учение о пустоте. Практика вьетнамского боевого ис­кусства

Когда мне было примерно десять лет, я почувствовал желание сесть со скрещенными ногами и тихо посидеть. Была просто игра, но мне часто этого хотелось. Я не преследовал никакой цели, просто мне нравилось так сидеть. Приходило какое-то знакомое и очень приятное ощущение, и мне хотелось почаще его испытывать. Иногда я отказывался идти играть с детьми ради того, чтобы просто посидеть. Мне не казалось это странным, я вообще ничего об этом не думал, просто сидел, и тихая радость полностью заполняла меня. Я ничего не ждал и ни к чему не стремился, и однажды во мне проснулся вопрос: «Почему я?»

Моя радостная, спокойная жизнь закончилась, и этот вопрос стал меня мучить. Он постоянно сам собой возникал у меня в голове. Что значит: «Почему я?». Я не мог его осмыслить, но если попробовать его расшифровать, то он значил примерно следующее: «Почему я такой?». С таким внешним видом, с таким именем, в таком возрасте, почему? Ведь я мог быть другим, совсем другим, но я такой, как есть. Почему я?

Теперь вспоминаю ощущение, которое вызывал этот вопрос, и понимаю, что в том возрасте ответа не могло быть. Особенно часто он возникал после сидения, когда я с кем-нибудь встречался. Я видел все вокруг глазами этого человека, слышал его ушами, чувствовал его чувствами и не понимал, почему я должен вернуться к себе и быть собой, кто это придумал, какова цель всего этого? Зачем так сложно, ведь можно просто быть всегда. Слова, конечно, очень трудно отражают переживания и ощущения.

Иногда я видел людей, и мне совсем не хотелось быть ими. Они как сломанные радиоприемники: совершенно не настроены, их чувства взбудоражены, после общения с ними обязательно нужен отдых. Я с радостью садился и сидел, просто сидел и испытывал счастье.

Когда я первый раз увидел своего учителя Зиена, все стало на свои места. Он очень отличался от всех, я безо всякого опасения мог быть с ним, он был «я». В это время ко мне стало приходить понимание «почему я». Я увидел, что все люди очень разные, все выполняют свою задачу. Одних нужно просто забыть, а в некоторых местах, где собираются определенные люди, вообще нельзя появляться. Мир очень сложен, и очень здорово, что можно тихо посидеть и заново родиться.

Как-то раз Зиен рассказал старшим ребятам про сидение с вниманием на дыхании. Для меня это стало взрывом, революцией и чем-то еще. После услышанного я быстро побежал, нет, полетел домой пробовать. Я сразу нащупал нечто очень огромное и неподъемное. Пришло ощущение глыбы, немыслимой глыбы, которую нужно поднять, но я не мог даже просунуть под нее пальцы, чтобы ухватить. Но странно: вместе с пониманием трудности пришло и ощущение легкости. После сидения с дыханием вместе с ощущением покоя приходило ощущение легкости и странной бесшабашной силы.

Все упражнения на занятиях Зиена казались простыми, естественными и сразу запоминались. Не было никакой необходимости их учить, они сами входили и располагались где-то внутри. Уже тогда я стал видеть взаимосвязь сидения и Tao. Все пришло само, я даже не задавал никаких вопросов по этому поводу.

Постепенно во время сидения приходило ощущение глубины: казалось, опускаешься на дно, бурление и волны остаются где-то сверху, их можно слышать или видеть, но ты не хочешь отвлекаться и спокойно продолжаешь сидеть. Сидеть хотелось бесконечно, а все, что происходит в повседневной жизни, особенно когда посмотришь на разбалансированных людей, кажется театром абсурда.

Так было, пока не пришло время взрослеть, и не появилась необходимость заботиться о других людях. Нужно работать, зарабатывать деньги и, как следствие, общаться с разными людьми.

Чем старше я становился, тем меньше оставалось людей, в которых можно было быть. Слова «быть душа в душу» наиболее точно объясняют это состояние. Остался только Зиен, иногда казалось, что есть и другие, но постепенно остался только он. Теперь понятно, почему человек может и должен быть обособленным: это нужно, чтобы каждый был собой, со своими возможностями и своим пониманием жизни. Это прекрасно. Человек — вместилище всего того, что он сам о себе и о других думает, чувствует. Нельзя просто так взять и смешать все это в кашу. Каждый должен сам, в полном одиночестве, своим духом создавать свой мир.

Сидение стало совсем другим, открылось нечто внутреннее, совершенно не подвластное поверхностным ощущениям, которые могли коробиться и искрить. Там совершенный покой и очень светло. Это замечаешь, когда заканчиваешь сидеть: открываешь глаза, и обычный свет кажется серым и блеклым. Каждый раз очень удивляешься.