Учение о цвете. Теория познания

Жизнь этого выдающегося человека, как п его учение едва ли будут попятпы, если не представить его себе Французским дворянином. Преимущества его рождения с юности облегчают ему путь, даже в школах, где он получает первые уроки в латинском, греческом и математике. Как только он вступает в жизнь, способиость к математическим комбинациям сразу сказывается в нем теоретически и паучно. Еслп его поиски бесконечной эмпирии можпо назвать веруламскимп, то в постоянно повторяемых попытках вернуться к себе, в развитии его оригинальности и продуктивности обнаруживается счастливый противовес им. Ему надоедает задавать н решать математические проблемы, так как оп видит, что при этом ничего не получается; оп обращается к природе и много работает над отдельными вещами; ио, как естествоиспытатель, он встречает много помех. Можпо сказать, что он пе останавливается спокойно и с любовью на предметах, чтобы заполучить от них кое — что; он с какой — то поспешностью накидывается иа них, как па разрешимые проблемы, и подходит к вещи большею частью со стороиы самого сложного явления.

К тому же ему, повидимому, не хватало воображеппя и паФоса (Erhebung). Он не находит духовных, живых символов, чтобы приблизить к себе и другим трудно выразимые явления. Чтобы об’яспнть ускользающее от понимания, даже совсем пспонятнос, оп пользуется самыми грубыми чувственными сравнениями. Так, его различные материи, его вихри, его винты, крючки и зубцы давят ум, и если подобные представления принимались, то это показывает, что именно самое грубое и малопонятное оказывается ипогда самым приемлемым для масс…

Исаак Ньютон (1642–1727)

Среди тех, кто разрабатывает естественные науки, можно отметить преимущественно два рода люден.

Первые, люди гения, творчества и насилия, создают из себя целый мир, ие очень беспокоясь о том, согласуется ли он с миром действительным. Если то, что развивается в них, совпадет с идеями мирового духа, — возникают истины, которым изумляется человечество и за которые оно в течение веков должпо быть благодарно. Но если в такой дельной, гениальпой голове родится химера, которой нет прообраза в универсальном мире, то подобное заблуждение может не менее властпо распространиться н на столетия пленить и обмануть людей.

Люди второго рода, даровитые, проницательные, осмотрительные, проявляют себя хорошими наблюдателями, тщательными экспериментаторами, осторожными собирателями данных опыта; но истины, которые они добывают, как и заблуждепня, в которые они впадают, довольно ннчтожпы. Их правда часто незаметно присоединяется к общепризнанному, или пропадает; их ложь, не принимается, а если это и случится, то легко меркнет.

К первому из этих классов принадлежит Ньютон, ко второму — лучшие из его противников. Он заблуждается, и притом самым решительным образом. Сначала он находит свою теорию удобной, затем с чрезмерной поспешпостью убеждается в ней, прежде чем ему становится ясно, какие вымученные приемы нужны, чтобы провестп на опыте применение его гипотетического apercu. Но оп уже высказался публично, и вот он пускает в ход всю ловкость своего ума, чтобы провести свой тезис, причем совершенный абсурд он отстаивает пред лицом всего света как окончательную истину.

Мы имеем в новой истории наук подобный случай в лице Тихо де Браге. Он тоже впал в ошибку, приняв в своей мировой системе производное за первоначальное, подчиненное за господствующее [14]).

…Уже в письме Ньютона к секретарю Лоидопского Королевского Общества, как п во всех его ответах противникам, можно обнаружить указанный нами в полемической части способ трактования предмета, который унаследовали и его ученики. Это — беспрерывное утверждение и отрицание, безусловное суждение и моментальное ограничение, так что верио и все и ничего. Этот способ, по существу, просто диалектический и достойный софиста, который хочет водить людей за нос, проявляется, на сколько мне известно, со времен схоластики впервые у Нмотопа. Его предшественники, начиная с возрождения наук, были если, нередко, и ограничены, то наивно догматпчиы, если и близоруки, то честно дидактичны; изложение же Ньютона состоит из постоянного переворачивания вещей па голову, из самых безумных перемещений, повторении и ограничений, из превращенных в догматы и дидактику противоречий, которые тщетно пытаешься схватить, но под конец выучиваешь папзуст п воображаешь, что этим действительно что — то приобрел.

И разве мы не замечаем в жизни, в различных случаях, следующего: когда мы страстно хватаемся за певерное арегси — свое или чужое, то мало — по — малу оио может превратиться в id6e fixe (иавязчивую идею), и под конец выродиться в настоящее частичное безумие, сказывающееся в том, что мы не только страстпо держимся за все, что благоприятствует этому воззрению, и без всяких околичностей устраняем все, что мягко ему противоречит, но и решительно противоположное ему толкуем в его пользу.