Учение о цвете. Теория познания

Собствеппо, эту работу нельзя назвать умозрительной: в конце концов, это, как мие думается, те же практические и сами себя исправляющие операции обыденного человеческого рассудка, который дерзает проявиться в более высокой сфере.

Наблюдение и обобщение [32] (1798–1799)

Ошибки наблюдателей вытекают из свойств человеческого духа. — Человек не можег и не должен ни отрешаться, пи отрекаться от своих свойств. — Но он может образовывать их и давать им направление. — Человек хочет быть всегда деятельным. — Одно явление, взятое само по себе, не представляется ему достаточно важным. — Если оно прямо на пего не действует, оп хотя и остается наблюдателем, но быстро начинает трактовать это явление как меньшую посылку. — Поспешно подыскивает он к ней большую посылку, чтобы возможно скорее сделать заключение. — При этом он выигрывает в двух отношениях. — Он проявил деятельность — и присвоил себе об’ект, поглотил его в свой мир, или же отстранил побуждение слабого интереса. — Наблюдатель должен обладать природными задатками и целесообразным образованием. Наблюдатель должен предпочитать упорядочивание соединению и связыванию. — Кто склонеп добиваться истинного порядка, тот, встретив что — либо, неподходящее к его распорядку, лучше изменит все расположение, чем выпустит или заведомо ложно установит этот единичный Факт. — Кто склонен к связыванию, неохотно распустит свой синтез; он предпочтет игнорировать что — либо повое или искусственно связать его со старым. — Классификация (Ordnung) более об’ективпа. — Синтез (Verkniipfung) более субъективеи. — Мы любим не столько об’ект, сколько наше мнение о нем; мы меньше носимся с ним и охотнее отказываемся от него. — Первое из всех качеств, — это наблюдательность, благодаря которой предмет стаповится достоверным. — Превращение явления в эксперимент. — Возможность включить благодаря этому много явлении в одпу рубрику. — Порядок этих рубрик. — субъективпое в этом распорядке. — Метод этого распорядка. — Особенно в области неорганических предметов. — Отличие в трактовании определенных и особенно органических тел. — Лучший порядок тот, благодаря которому явления становятся как бы одним великим явлением, части которого взаимио связаны. — Терминология. Остальные теоретические приемы. — Гипотезы. — Основательность в наблюдении. — Изменчивость в способе представления.

Два отрывка из диалога об искусстве [33] .(1799)

Гость. О поэзии я и не берусь судить.

Я. А я — о пластическом искусстве.

Гость. Да, самое лучшее, чтобы каждый оставался в своей области.

Я. И однако есть общий нупкт, в котором сходятся действия всякого искусства, как словесного, так и пластического, и из которого вытекают все его законы.

Гость. Что же это за пункт?

Я. Человеческая душа (Gemiit).

Гость. Да, да, такова манера господ новейших философов, они переносят все вопросы на свое поле; разумеется, удобнее делить мир по идее, чем подчинять свои представления вещам.

Я. Здесь нет речи о каком — нибудь метафизическом споре.

Гость. На который я и не пошел бы.

Я. Я допускаю, что природу можно мыслить независимо от человека; искусство же необходимо приурочено к человеку; ибо искусство существует только через человека и для пего.

Гость. Что из этого следует?

Я. Вы сами, выставляя в качестве цели искусства характерное, ставите судьею рассудок, познающий характерное.

Гость. Без сомнения. Чего я не понимаю рассудком, того для меня не существует.

Я. Но человек не только мыслящее, он в то же время и чувствующее существо. Он нечто дельное, единство разнообразных, тесно связанных сил, и к этой цельности человека должно обращаться произведение искусства, должно соответствовать этому богатому единству, этому целостному многообразию.

Гость. Не вводите меня в эти лабиринты: кто высвободит пас от них?

* **

Гость. Вы кончили?

Я. На этот раз — да. Малепький круг замкнут; мы снова пришли к исходному пункту; душа требовала этого; душа удовлетворена, и мпе больше нечего прибавлять.

Гость. Это — манера господ философов — двигаться в споре под прикрытием удивительпых слов, как за эгидой.

Я. На этот раз я могу заверить, что говорил не как философ; это были исключительно опытные положения.

Гость. Вы называете опытом то, пз чего другой ничего не может понять!

Я. Для каждого опыта необходим орган.

Гость. Должно быть, какой — нибудь особенный?

Я. Ну, если и не особеииый, но известным свойством он должен обладать.

Гость. Каким же именно?

Я. Он должен обладать способностью производить.

Гость. Что производить?

Я. Опыт. Нет опыта, который не производится, не порождается, не созидается.

Гость. Ну, ну, это уж ни па что не похоже!

Я. В особенности относится это к художнику.

Гость. Поистнпс, как можно бы позавидовать портретисту, какой наплыв был бы у него заказчиков, если бы ои мог создавать их портреты, пе беспокоя их многочисленными сеансами.

Я. Этой инстанции я нисколько не боюсь; напротив, я убежден, что пн один портрет никуда не годится, если живописец в буквальном смысле пе создает его.