Учение. Пятикнижие Моисеево

Последствия братоубийства трагичны: голос крови убитого брата взывает к Яхве от земли; земля, раскрывшая свои уста, чтобы принять кровь убитого брата, проклинает братоубийцу и отказывается отдавать ему свою силу (т. е. труды Каина будут напрасными); братоубийца обречен на изгнание и скитания по земле. Единственное, от чего Яхве избавляет Каина,- это от положения «вне закона», когда каждый встречный может его убить. С этой целью Яхве накладывает на Каина знак — оберег. Роль, которую земля играет в данном предании, представляется также отражением языческих представлений, когда земля считалась одной из богинь местного пантеона.

К преданию о Каине присоединяется предание о Ламехе и его сыновьях — культурных героях: Йавале — основателе скотоводства, Йувале — создателе игры на музыкальных инструментах и Тувал-Каине — основателе кузнечного ремесла (обработка металла). Подобно Каину, Ламех совершил убийство, и, подобно Каину, он предохраняет себя от мести, но на этот раз поэтическим заклятием.

Завершается этот цикл сказаний упоминанием еще об одном сыне Адама — Шете и сыне последнего Эноше, которые оказываются фактически родоначальниками человечества.

Глава 5 книги Бытие, примыкающая к преданиям о Каине, Ламехе, Шете и Эноше, представляет собой «Книгу родословий Человека» от Шета и Эноша до Ноя (евр. Нóах); именно Ною и его сыновьям суждено было спастись от потопа, и, таким образом, линия от Шета есть родословие современного человечества. «Книга родословий Человека» воспроизводит генеалогию, существенно отличающуюся от предания, зафиксированного в 4-й главе книги Бытие, где Ламех является потомком Каина; его предки — Ханох, сын Каина, Ирад, Мехийаэль, Метушаэль (Быт. 4:17-18). По «Книге родословий Человека» Ханох является потомком Шета, сыном Иереда; от него рождается Метушелах, а от последнего — Ламех. «Книга родословий Человека» не упоминает Йавала, Йувала и Тувал-Каина; единственный сын Ламеха, которого эта традиция считает заслуживающим упоминания,- Ной, и это обстоятельство связывает «Книгу родословий Человека» с последующими преданиями о потопе. В то же время эта традиция точно совпадает с традицией I книги Хроник (1:1-4).

«Книга родословий Человека» представляет собой, пожалуй, чистый образец генеалогического жанра: здесь мы видим перечисление по нисходящей линии потомков Адама и Шета с краткими замечаниями о Ханохе и Ное; завершается перечисление упоминанием о рождении у Ноя Шема (Сима), Хама и Йафета. В каждом случае «Книга родословий Человека» считает нужным отметить, в каком возрасте каждый персонаж родил своего сына и сколько лет он жил после этого события, рождая сыновей и дочерей. Персонажи, которых «Книга» отмечает, суть первородные сыновья (кроме, естественно, Шета); перед нами, таким образом, генеалогия по прямой линии. Отсутствие интереса к остальному потомству перечисленных лиц может быть объяснено тем, что их потомки были уничтожены при потопе; рассказчика интересуют предки современного ему человечества, т. е. линия, непосредственно ведущая к Ною и его сыновьям.

Завершается данный цикл (Адам и договор с ним Бога; нарушение договора Адамом и его потомками) вставным эпизодом, который повествователь Пятикнижия помещает между «Книгой родословий Человека» и родословиями Ноя. Здесь (Быт. 6:1-8) рассказывается о браках божьих сыновей (Ьěnē ʼǟlōhȋm, т. е. сыны Эла; явно «языческий» элемент предания) с дочерьми человеческими и характеризуется греховность людей перед Богом. Тем самым повествователь подготавливает рассказ о потопе.

Родословия Ноя (Быт. 6:9-9:29) содержит, в отличие от «Книги родословий Человека», повествовательный текст — рассказ о потопе и чудесном спасении Ноя, рассказ о договоре Яхве с Ноем и рассказ о грехопадении Хама, одного из сыновей Ноя. Сам Ной характеризуется как праведник, исполняющий веления Бога и за это спасаемый Богом от гибели. В книге Иезекииля (14:14, 20) Ной упомянут как праведник вместе с двумя другими — Даниилом и Иовом, которых Бог спас бы от возможных катастроф.

Сам по себе сюжет о потопе и об истреблении человеческого рода божеством — один из наиболее распространенных в фольклоре самых различных народов; он, в частности, разрабатывался в месопотамской словесности, и это дало основание полагать, будто сюжет потопа в Пятикнижии заимствован из Месопотамии. В пользу такого предположения говорит то обстоятельство, что месопотамская поэма «О все видавшем» (о Гильгамеше), в которую включено предание о потопе, была хорошо известна в сиро-палестинском регионе, заучивалась в писцовых школах и переписывалась. Кроме того, сиро-палестинский регион не мог быть ареной губительных наводнений, а потому соответствующий сюжет здесь возникнуть не мог. Следует, однако, отметить, что для месопотамской поэзии сюжет потопа был далеко не единственным. В поэме «Когда боги, подобно людям» для уничтожения людей, докучающих богам, ниспосылается мор, засуха и голод и только затем потоп. В поэме, несомненно, имеются некоторые элементы, близкие к ветхозаветным.