Учение с увлечением

А книги? Даже обычные школьные учебники! Нам кажется, они безличны, что их никто не писал, не мучился над ними, они сами собой откуда-то взялись или выросли, как дерево в лесу или трава на лугу. Но в каждой странице, в каждой строчке — живое, человеческое!

Будем стараться почувствовать живого, другого человека не только в каждом, кого мы встретим, но и за каждой вещью, каждой книгой, каждым учебником. Мы не читаем учебник — мы общаемся с автором, с человеком! И никогда не будем позволять себе обращаться с вещью или с книгой так, будто они мертвы. Нет ничего мёртвого вокруг нас, мёртвое — на кладбище, а вокруг нас, живых, — живое, человеческое, оно во всём, надо только увидеть его и почувствовать. Здесь речь идёт не о том, чтобы беречь вещи, это само собой разумеется, здесь речь о другом: о духовном прозрении, о том, чтобы каждая вещь была для нас живой, чтобы не с книгами-предметами имели мы дело, а с живыми людьми, чьё чувство вложено в книги, чтобы мы видели человеческое в человеческих предметах и вещах!

4

Но какой бы ни была бурной наша собственная жизнь, сколько бы мы сами ни страдали и ни радовались, жизнь наша протекает в довольно ограниченных рамках, и мы никогда не могли бы постичь всего богатства человеческих чувств, если бы не художественная литература.

Вот мы читаем историю героя в книге. Он, если книга хорошая, как живой перед нами: он любит, страдает, борется… Как же нам понять его? Только одним способом: отзывчивостью. Мы должны, обязаны отозваться на страдания героя, то есть испытать те же чувства, что испытывает он. Сначала сочувствуем, потом — чувствуем. Если мы никогда подобных чувств не испытывали, то, конечно, мы не сможем понять книгу полностью, но всё же что-то похожее на чувство героя шевельнётся в душе, что-то мы будем знать об этом чувстве, и когда оно придёт к нам самим, мы не испугаемся его, не удивимся, мы обрадуемся ему. Мы будем обладать некоторой культурой чувства ещё до того, как сами испытали его.

Иногда ребята не любят уроки литературы и связанные с ними книги потому, что на уроках эти книги разбирают, то есть переводят образы в понятия, в схемы. Книга лишается того, ради чего она написана, — способности вызывать ответные чувства. Но стоит помнить, что в школе по необходимости приходится литературу изучать, а это не то, что читать. В школе изучают науку о создании книг и историю создания книг, составляют представления и вырабатывают понятия о литературном творчестве и процессе. Иметь эти представления и понятия совершенно необходимо развитому человеку. Но радоваться красоте цветка и дарить его любимому человеку — одно, а изучать тычинки и пестики — другое. Для образования нужно и то, и другое: нужно уметь наслаждаться цветком и знать ботанику. Так и с книгами: нужно уметь наслаждаться ими, вкладывать в них то же чувство, которое вложил писатель, и нужно знать историю и теорию литературы хотя бы в тех небольших пределах, в каких они изучаются в школе. Но если только изучать литературу, не радуясь книгам, не сочувствуя героям, то литературу и не поймёшь, и она станет невыразимо скучной. Сначала надо понюхать цветок и полюбоваться им, а потом уж рассматривать стебель, лепестки, тычинки и пестики.

«Во вторник у нас была литература, самый скучный для меня предмет, — рассказывает о своём опыте Виктор Феер из села Шумановка, Алтайского края. — Материал был скучным: поэты-декабристы, творчество К. Ф. Рылеева, реализм. Я прочитал текст три раза, но ничего интересного не заметил. Тут я задумался. Почему я плохо помню прочитанное? Подумав, я решил, что виной всему невнимание, что я не вникаю в смысл текста, не чувствую его. Только тут я понял, какой опасности подвергал себя Рылеев, опубликовавший свою оду «К временщику». Ведь он направил её против всесильного Аракчеева! Тот мог расправиться с ним, однако это Рылеева не остановило. Никогда бы я не подумал, что стихи — оружие! Ведь именно тёк и есть, если при помощи стихов люди пробуждаются от ничегонеделания, от наблюдения за действительностью. Возможно, что это только малая часть того, что скрывается в литературе, — подумал я».