Ученик

На софе сидел потрепанный плюшевый медведь и, как ему казалось, одобрительно поглядывал на его манипуляции своими выпученными пуговичными глазами. Он вспомнил, как раньше старался отработать удар, используя мишку в качестве снаряда, и ему стало неловко. Он подмигнул медведю и неожиданно для самого себя произнес вслух — «ну что, будем рубить дерево»? И сразу в голове невольно возник невысказанный вопрос, — а что, если обезьяны не разбегутся? А дерево не свалится? Он решительно отмахнул эту мысль и переключился на более важные и насущные дела.

Сначала он подумал, что сам повесить подшивку на стену он не сможет. Бетонная панель стандартной «хрущёвки» предполагала использование дрели. Папы еще не было дома, и вдруг он вспомнил про пробойник — железный штырь с победитовой насадкой, который надо было прокручивать каждый раз после удара по основанию штыря молотком.

Казалось, это было решением проблемы и, стараясь не думать о реакции родителей на дыру в стене, он нанес первый удар молотком.

Ему повезло — бабушка была в магазине — и он довольно быстро умудрился пробить достаточно глубокое отверстие в стене. Он не раз помогал отцу в домашних делах и представлял основные действия по укреплению в стене шурупов. Выбрал он самый большой и толстый из тех, что нашлись в наборе инструментов и, загнав в отверстие деревянную пробку, на которую пришлось пустить остатки модели торпедного катера, он с трудом вкрутил его отверткой.

Попытки покачать шуруп пальцами показали, что сидит он крепко и уверенно.

Водрузив на стену подшивку — крепко и надежно прикрутив ее бечевкой к шурупу, он с удовлетворением оглядел плоды своего труда. Казалось, на стене висит здоровенный отрывной календарь, хотя справедливости ради нужно было признать, что интерьер его комнаты от данного аксессуара не улучшился.

Он глубоко вздохнул и подошел поближе.

Левую руку вытянуть вперед, правую сжать в кулак — он аккуратно сжал руку в кулак — и ему показалось, что он сжал ее даже крепче и сильней, чем в течение всего занятия утром, прижать к правому боку пальцами вверх, — он воспроизводил боевую стойку по пунктам, усвоенным им сегодня, и отгонял мысли о том, что это все бесполезно, что он никогда не сможет научиться так бить, чтобы одна самая маленькая обезьянка на вершине дерева обратила внимание на то, что он ударил по стволу — он выругался вслух — дались ему эти обезьяны…и тут в памяти всплыло спокойное и уверенное лицо Корейца — и его слова — «тут все зависит только от тебя».

Он постоял еще мгновение, успокоил дыхание и синхронно с выдохом нанес первый удар. Он бил изо всей силы, представляя удар Корейца по липе.

От подшивки ничего не отлетело. Самая первая страница немного промялась в том месте куда пришелся удар и, посмотрев на руку, он увидел следы типографской краски на кулаке. К своему ужасу он понял, что ударил не ударной плоскостью, а всем кулаком — испачканы были все костяшки — а не только первые две, называющиеся полузабытым им странным и необычным восточным словом.

— Он произнес это восточное слово так, как оно ему вспомнилось сейчас, произнес громко, будто покатал его во рту, как камушек. Слово было странное и незнакомое, да еще и запомнил он его конечно же неверно. Трудно сказать, нравилось оно ему или нет. Впрочем, это было неважно.

Стараясь помнить о технике удара и не торопиться, он начал методично бить по стене правой и левой рукой, периодически переводя дух и поглядывая на костяшки пальцев.

И вдруг в какой-то момент он попал в странный ритм, его сознание отключилось, а он бил и бил. Перед его взором проплывали странные картины — он представлял себя и своего возможного брата — близнеца, которого он не мог победить, восемь обезьян с палками, молотящих от злости друг друга потому, что не могли грамотно к нему подойти, не причинив себе вред, и потом все эти картинки заслонили лица двух его одноклассников, показывающих на него пальцами и заливисто смеющихся. Он сам не обратил внимания на то, что стал бить ожесточенно, ритм увеличился и опомнился он только в тот момент, когда хлопнула дверь и он, обернувшись, увидел удивленные и обеспокоенные лица родителей.

Он остановился и только тут его взгляд упал на подшивку. Центр ее измочалился — несколько слоев газеты было изорвано в клочки, обильно усеивавшие пол. Его кулаки были в крови, все костяшки без исключения — опять он нарушил технику — были ободраны и кровоточили — кулаки были испачканы черной краской, и он почему-то подумал о романе Стендаля «Красное и черное».

Дискуссия с родителями была сложной и непродуктивной. Они не ругали его за дыру в стене и подшивку, но он понял, что он не может ответить на их вопросы, из которых основной был — «зачем?». Он вполуха слушал то, как папа убеждает его в том, что он неизбежно и неотвратимо повредит себе кулаки, что-то про размягчение костей, про выбитые суставы, но все это время он бубнил что-то себе под нос и вспоминал, как Кореец без видимых усилий фактически вырвал одним ударом кусок мощного и крепкого дерева. Размягчение костей — как же, подумал он.