Ученик

– Во-первых… – неуверенно начал я, – вы сами сказали, что кто-то очень заинтересован, чтобы магии на Земле не было. Значит, этот кто-то не даст вам спокойно заниматься подобными делами. Это общая часть. Во-вторых, и это личное, мне кажется, что до настоящего мага мне еще плыть-плыть, и вряд ли доплыть. Я практически своим даром, своей силой не владею, а по имеющимся у меня сведениям, меня уже пытались… – я пожевал губами, подыскивая слово, – …успокоить. Когда я только родился. Что же вы мне прикажете делать? Затаиться и не высовываться? Тогда какой толк от моего пробуждения?

Дед Антип молча, с какой-то ласковой усмешкой слушал мою довольно сбивчивую речь. Он, похоже, знал ответы на стоящие передо мной загадки.

– Или вы можете предложить мне учителя?.. – наконец решился я.

– Учителя ты должен выбрать сам… – Он продолжал улыбаться.

И тут до меня дошло:

– Вы меня, можно сказать, вычислили. Вы, как я понял, кому-то там доказали, что меня можно подвергнуть… инициации, сиречь – пробуждению. Вы взяли на себя проведение среди меня разъяснительной работы. Так не могли бы вы стать моим учителем?

Его лицо стало строгим. Он потянул из-за ворота белую цепочку, на которой висел причудливо завитой медальон. Зажав медальон в кулаке, он прикрыл глаза и глухим, каким-то утробным голосом спросил:

– Илья Милин, ты твердо и окончательно решил поступить в ученики к чародею?

От его вопроса меня пробил озноб, а ладони мгновенно стали мокрыми, но я, выпрямившись на своем диванчике, твердо ответил:

– Да.

Он снова заправил медальон за ворот, пристально и как-то раздумчиво взглянул на меня, а затем, бросив: «Подожди», – вышел из кухни. Я посмотрел на Ваньку, о котором посреди разговора почти забыл. Тот дремал, свернувшись клубком, но когда я на него взглянул, тут же поднял голову и приоткрыл один глаз.

Дед Антип вернулся, еще раз внимательно на меня посмотрел, вздохнул и произнес:

– Ну что ж, пошли…

Я встал и, сглотнув слюну, прошептал пересохшими губами:

– Кота брать?

Антип неожиданно улыбнулся:

– Зачем? Он уже посвящен. Пусть ждет здесь. И ничего с ним здесь не случится, не волнуйся.

Мы вышли из ярко освещенной и такой уютной кухни в затемненный коридор и почти сразу свернули за угол, в сторону комнат. В маленьком холле старик прошел мимо дверей, ведущих в комнаты, и подошел к узкой, какой-то неприметной дверце, скрывавшей, по-моему, стенной шкаф. Еще раз обернувшись и оглядев меня, Антип открыл эту дверку, за которой неожиданно оказалось… зеркало. Высокое, почти от пола до потолка, зеркало без рамы, в котором отразилась небольшая, аккуратная фигурка хозяина и выглядывающая из-за нее моя растерянная физиономия.

– Ну что ж, пошли… – еще раз повторил дед и… шагнул в зеркало. Это было настолько неожиданно, что я даже не успел удивиться. Антип мгновенно исчез, но тут же из зеркала показалась часть его головы, срезанная зеркальной поверхностью от макушки, через ухо до подбородка и недовольно проговорила:

– Ну, шагай быстрей, нам долго идти!

Я шагнул за ним, не ощущая никакой преграды, и оказался в слабо освещенном, довольно широком коридоре, обшитом деревянными панелями. Оглянувшись, я увидел… зеркало, в котором смутно виднелся я сам и шагавший по коридору дед. Я быстренько двинулся за ним.

Мы шли довольно долго по сумрачным и ярко освещенным коридорам, пересекали анфилады комнат, залитые солнцем, и ночные, с сияющими за окнами звездами. Мы шагали по сиявшему наборному паркету, толстым восточным коврам, мраморным плитам. Я с интересом оглядывал стены, обитые старинными гобеленами и шелками, а порой оклеенные ультрасовременными обоями. В комнатах, а иногда целых залах, которые мы оставляли за спиной, в идеальном порядке была расставлена мебель – порой древняя, но прекрасно сохранившаяся, – из дуба или красного дерева, а порой выполненная из гнутых железных трубок, обтянутых парусиной, и напоминавшая своими формами бред сумасшедшего абстракциониста. Однажды мы еле-еле смогли перебраться через завал из старых кресел и стульев, перегородивший узкий, пыльный коридор.

Но по всему пути нашего следования мы не встретили ни одного живого существа, ни одной закрытой двери, не было слышно ни одного звука, кроме наших размеренных шагов, звука либо отдававшего громкое эхо, либо тонувшего в коврах и тканях.

Я давно потерял направление движения, но, по моему разумению, мы должны были уже покинуть не только пределы Антиповой квартиры, но и оказаться за стенами его дома, тем более что мы не опускались и не поднимались по лестницам. Но мы продолжали свое бесконечное движение между стенами этой странной, выпавшей из знакомого пространства постройки.